Князь ночи

— Так, может быть, вы доберетесь и до Шод-Эга? Моя жена и дочери — старшая почти ваша ровесница — были бы счастливы с вами познакомиться. Возможно, дядя позволит вам нанести нам визит? Наш городок летом весьма приятен: вся Овернь стекается сюда лечиться от ревматизма. Вам, наверное, не хватает подруг ваших лет?

— Ах, конечно!

Восклицание вырвалось как бы само собой, и глаза Гортензии загорелись. Но это была лишь мимолетная вспышка, которую быстро погасил горестный вздох:

— Не знаю, позволит ли дядя. Он тоже довольно… довольно суров!

Доктор Бремон рассмеялся.

— Видел, видел! — уверил он ее. — Что ж, мы спросим его при следующем моем визите, если к тому времени он вернется… А теперь, — прибавил он, вынув из часового кармашка толстую золотую луковицу, украшенную резьбой, — я вынужден покинуть вас, поблагодарив за столь очаровательное гостеприимство. Могу я надеяться, что у нас найдется кто-нибудь, способный довезти меня до дому?.. Ваш кучер, должно быть, еще не пришел в себя!

Действительно, Жером все спал, и отправиться с доктором в Шод-Эг поручили Пьерроне, что преисполнило его радостью и тщеславием. Он с детства умел править лошадьми, но доверили ему их впервые. А ко всему прочему, ему предстояло интересное приключение: доктор Бремон, учитывая юные лета мальчика, предупредил Гортензию, что оставит его у себя на ночь и отошлет назад только на следующий день не слишком рано.

— Он еще слишком юн для наших ночных дорог, — на прощание заметил врач.

Когда же Гортензия попросила назвать сумму, причитающуюся ему за визит, он, смеясь, отказался ее объявить:

— Я улажу это с маркизом де Лозаргом. Не дело юным девицам платить за молодых людей…

После его отъезда Гортензия поднялась к Этьену и предложила сыграть партию в шахматы, как делала это каждый день после полудня. В игре оба были примерно одинаково сильны (она обучилась у отца, он — у своего наставника) и находили живейшее наслаждение в этих поединках.

— Можно подумать, что вы и доктор прониклись друг к другу симпатией? Вы сегодня такая веселая, — заметил Этьен, пока Гортензия расставляла фигуры на доске, инкрустированной эбеновым деревом и слоновой костью.

— И правда! Я с тем большей охотой беседовала с господином Бремоном, что он показался мне очень добрым и благородным! Ах, Этьен, он не только не позволил мне оплатить визит, но к тому же пригласил погостить в его доме, где я могу видеться с его дочерьми, одна из которых — моя ровесница. Как вы думаете, дядя разрешит?

— Это вам доставит удовольствие, не так ли?

— Да… Признаюсь! Ах, не думайте, что я скучаю рядом с вами, — поторопилась она прибавить, опасаясь, что может его обидеть. — Но в монастыре я жила вместе с целым сонмом девиц моего возраста…

— А здесь при вас только Годивелла! Не пытайтесь извиняться, дорогая, — успокоил ее Этьен с улыбкой, которая очень ему шла. — Это так естественно. К несчастью, я боюсь, что мой родитель не даст согласия…

— Ах! Но почему!..

— Потому что доктор Бремон — это доктор Бремон, а вы, вы племянница маркиза де Лозарга, — с горечью заметил он. — Существуют преграды, которые мой отец никогда не пожелает преодолеть. Мы бедны, как Иов, и, может быть, еще более нищи духом, но он ни за что не согласится это признать! В любом случае недурно, что доктор Бремон стал симпатизировать вам и с места в карьер вас пригласил.

— Что же в этом хорошего, если я все равно не могу принять его приглашение?

— Потому что Шод-Эг всего в трех лье отсюда, и если в один прекрасный день вы убежите из замка, вас будут разыскивать везде, кроме как у доктора Бремона. Может быть, он поможет вам добраться до Клермона…

Рука Гортензии привычным жестом подвинула фигуру, делая первый ход, но ее взгляд был по-прежнему прикован к лицу кузена.

— Вы все еще лелеете мысль о бегстве? — мягко спросила она.

— Да. Потому что мой отец не оставит вам выбора. У вас не будет иной возможности.

— Но при всем том у меня нет особого желания расставаться с вами, Этьен. Каждый проходящий день все более привязывает меня к вам…

— И меня тоже, Гортензия! Вот именно поэтому я хочу видеть вас счастливой, а здесь этому не бывать никогда. Невозможно жить счастливо в Лозарге!

Партия в шахматы уже не шла так, как обычно. Произнесенные слова тяготели над юными душами, и молодые люди, погруженные в свои думы, стали слишком рассеянны. Этьен, вероятно, даже более кузины, поскольку он дал себя без труда обыграть.

— У нас, Гортензия, сейчас ум не расположен к этому занятию, — с усталым вздохом заключил он. — Вам лучше прогуляться, чтобы воспользоваться последними лучами солнца, а то оно скоро зайдет…