Князь оборотней

— Пусть докажет! — жрица многозначительно покатала на ладони шарик Огня. — Праздник Аны’о-дялы — Большой День — только белый камлать может.

— Не буду, — буркнул Канда.

Тишина, повисшая над вырубкой, была такая полная… даже кроны деревьев перестали качаться под ветром, вслушиваясь в слова шамана, который только что отказал жрице! Канда выглядел… странно. Только что корчился от ужаса, внимая прожигающим до костей словам всевластной жрицы. Теперь он выпрямился и глядел на Аякчан насмешливо — точно знал, что нет за ней силы Храма. Донгар встал, стряхивая с плеч маленькие, но цепкие ручки Тасхи, и начал пробиваться к Аякчан.

— Она ж нас сейчас сожжет! — глянув на нахмуренные брови Аякчан, завизжала баба.

— Какое мне дело до вас, — осклабился Канда. — Камлание — оно денег стоит, так и в законах Храма ясно сказано, а племена здешние еще за старое со мной не расплатились.

Пора. Хадамаха шагнул вперед. Аякчан без возражений скользнула к нему за спину и встала между Донгаром и Хакмаром. На чеканно-спокойном, как у ледяной статуи, лице жрицы читалось лишь высокомерное презрение к возомнившему о себе ничтожному шаману. Только под прикрытием собольего плаща она сильно сжала пальцы Хакмара и почувствовала ответное пожатие.

Хадамаха, по обычаю, низко поклонился шаману… и мешок на его плече увесисто звякнул, впечатываясь в землю у торбазов Канды.

— Просим очень белого шамана Канду приходить камлать к нам, праздник Аны’о-дялы — Большой День делать. Зверей в леса звать, рыбу в реки, оленей в стада, чтобы племена сыты были. Парней-девушек в хороводе сводить, чтобы свадьбы игрались, чтобы счастливые были. Души детей звать, чтобы росло племя. На жизнь и смерть гадать, чтобы знать, как племя уменьшится, скольких потеряем мы.

— Племени Мапа камлать буду — нет у вас передо мной долгов, заплатите по обычаю, — с явной неохотой пробурчал Канда. — И госпожа жрица увидит, что не черный я. А кто в долгу, как жрица в Огненном шелку, тому не камлаю. И женку мою пусть вернут! — потребовал он, безошибочно находя в толпе бескрылую девочку. — Я ей в чуме объясню, как от законно купившего ее мужа бегать!

Громадная фигура Брата выросла перед съежившейся девочкой, отгораживая ее от взгляда Канды.

— Как же им быть без камлания? — простодушно опечалился Хадамаха. — Если на Аны’о-дялы не камлать — пропадут вовсе в новом Дне Амба да крылатые.

— Настоящим людям больше места останется, — отрезал Канда. — Еще вы, Мапа, тут жить будете. — Тон его был сладенький, как свежий мед из улья, и так же напитан ядом, как пчелиное жало. Канда глянул на тигров и крылатых: поняли, кто жить останется, когда вы сгинете?

— В своем праве шаман — нет оплаты, нет камлания. Только и мы в своем праве: есть оплата — есть камлание. — И Хадамаха толчком ноги пододвинул мешок к Канде. Оскалил крупные желтые клыки. — Камлай давай! Твою младшую жену мы тоже забираем — на законно купленный развод!

— Это… что? — Канда настороженно поглядел на мешок.

Опасливо косясь на Хадамаху, стражник Хуту потянул завязки… Изнутри блеснуло.

— Золото! — выдохнул Хуту. — Настоящее!

— Откуда у них… — начал Канда.

— Так в медвежьем обозе везли, — сказал чистую правду Хадамаха. — А когда разграбили его неизвестные нелюди… и незвери… Мешок спасли… — И ехидно выдал: —…Герои медвежьего народа братья Биату! Спрятали сокровище наше на Буровой у достопочтенного Губ-Кин-тойона.

— А теперь медведи отдают его Канде за долги! — возмущенно прошептала Аякчан. — Вместо того, чтобы прикопать замерзавца в тайге со всеми долгами разом!

— Фу, какое таежное жлобство! — скривился Хакмар. — Если прикопать его вместе с долгами, получается, что за деньги! Долги надо отдать, а потом уже прикапывать — из принципа и за идею!

— А принципы с идеей на ярмарке дороже мешка золота встанут или дешевле? — заинтересовался Донгар.

— Дороже! — буркнул Хакмар.

— Дешевле! — немедленно мотнула волосами Аякчан. — Хакмарчик, а давай поделим, кому чего больше надо: тебе — принципы, мне — золото!

— Выходит, мы теперь все медведям должны? — мрачно буркнула Золотая тигрица. — Что в расчет возьмешь, а, вождь Эгулэ?

— Уж я б с тебя взял — всем племенем бы отрабатывала, и на детей твоих долг перешел, и на внуков, — рыкнул отец. — И с крылатых тоже… Только долги ваши Хадамаха решил отдать и брать с вас не велел.

— Ему должны будем? — не понимая, уточнила Золотая. — А что?

— Вы станете рядом с ним в бою, — глядя перед собой залитыми сплошной чернотой глазами, ответил Донгар. — Будет День, и будет бой. И вы пойдете за великим вожаком, не боясь, и не надеясь, и не оставляя ничего на следующий День… — Голос стих, словно упал к земле ветер.

— Как скажешь, Черный Шаман, — с ужасом косясь на Донгара, рыкнула тигрица.

— Что скажешь, шаман? — тем временем требовательно спросил Хадамаха у Канды.

— Скажу, что… — Канда недобро зыркнул по сторонам.