Князь оборотней

Кольцо Рыжего огня, черного дыма, серого пепла замкнулось вокруг медведя. Тот взмахнул лапой — удар, способный переломить стальные опоры Буровой, обрушился Вэс на хребет. Мамонт увернулся с гибкостью Пламени и всадил пылающие бивни медведю в бок. Из глотки медведя вырвался вопль, перемешанный с двухцветным Огнем. Хобот Вэс захлестнули лапы медведя, бивни рвали в клочья его тело, расшвыривая куски Пламени. Занялся Огнем подлесок, свечой вспыхнула одинокая сосна. Насквозь прошитый бивнями, медведь повалился на землю. Пламя вырвалось из раны и ударило в небо, силы вытекали из него Огненным потоком.

«Неужели все?!» — мелькнула в голове чья-то мысль — может, его собственная.

У кромки леса Хакмар швырнул бесполезный меч в ножны. Обхватил Аякчан за талию, дернул к себе… и прижался губами к ее губам в отчаянном поцелуе!

«Ох, Хакмар!» — выдохнула Аякчан, обвивая его шею руками и возвращая поцелуй.

«Совсем очудели, однако, при мне целуетесь!» — возмущенно возопил шаман, захлебываясь в совершенно безумном круговороте чувств: злости, вины, стыда, тоски по лукаво-улыбчивой девчонке, что повстречал прошлой Ночью, и еще по одной, томно-игривой, клыкастой тигрице и совсем детской обиды на друзей, которые стали вдруг как-то особенно дружны между собой…

Медведь разъярился: тут его почти убили уже, а они то целуются, то ревнуют!

Спирали Голубого и Алого пламени в теле медведя взвились с такой силой, что его вздернуло с земли и швырнуло вперед! Погибать? Умгум, как же! Ему еще надо повторить поцелуй Аякчан и Хакмара — только совсем с другой девушкой! Если он так поцелует Калтащ — будет землетрясение! Ну и пусть будет!

Сапфирово-алый медведь налетел на Вэс двухцветным Огненным вихрем — лапа с сапфировыми когтями сгребла Вэс за хобот! Шаманский бубен зарокотал с удвоенной силой. Багровые колеса родового бешенства Мапа катались перед глазами, застилая мир. Рывок! И начисто выдранный Огненный хобот рассыпался искрами. Медведь взревел. От этого рева вековые сосны согнулись и просела земля. Слепая, сокрушительная ярость медвежьего народа слилась с Алым и Голубым пламенем и выплеснулась из пасти потоком ослепительного света. Ударила и опрокинула мамонта. Огненный медведь кинулся вперед. Он рвал чудовище в клочья, Алый огонь кусками сыпался на спекшуюся землю. Он топтал Пламя, как затаптывают искры костра, он выгрызал пылающие внутренности, купаясь в кроваво-Огненных струях… и рос. Вэс перестал сопротивляться, его Огонь потянулся к сапфирово-алому медведю, вливаясь в него весь, без остатка. Сквозь Огненную пелену перед глазами медведь видел пляшущую Буровую — его оскаленная пасть сейчас возвышалась над верхней площадкой решетчатой вышки.

Шаманский бубен бахнул еще разок и смолк, точно лопнула туго натянутая кожа.

У кромки леса голубоволосая девушка лежала на руках у поддерживающих ее парней. А Огненный медведь возвышался над Буровой — огромный, необъятный! На вырубке остался всего один Огненный зверь — он сам! Огненные смерчи в его теле вскипали сильнее… Он был громадной свечкой из медвежьего жира, он плавился в Огне, не оставалось ничего, кроме Огня…

Новая волна Огня — даже не Алого, а почти черного, с густо-синими, как Вечернее небо, прожилками поднялась из глубин земли, взбежала по перекрестьям и балкам, как по сухим сосновым веткам. Праздничная голубизна неба скукожилась и померкла, как попавший в костер летний цветок.

— Луги Бэле! — взревел сапфирово-алый медведь, когда из завитков Пламени сложилось лицо Огненной красавицы. Пламя вилось вокруг этого лица, как подхваченные ветром пряди волос. Взметнулся подол Огненных одежд, складываясь в сверкающее крыло, из охватившего Буровую Пламени вылетела Огненная драконица о трех головах и шести лапах. Она пришла! Великая Уот Усуутума явилась в сиянии своей силы и власти! Очи Великой Драконицы, и впрямь полные Огня, заглянули внутрть Огненного медведя, будто видя насквозь все имеющиеся души…

На трех драконьих мордах отразилась вовсе не величественная и не драконья растерянность.

— Фто это у вас тут делается, а? — спросила первая драконья голова простуженным насморочным голосом.

Медведь уставился на нее в ответ — на миг на его морде оказалась не одна, а целых четыре пары глаз! Все четыре взирали на Уот с одинаковым недоумением.

— Почему тут все горит — без меня? — поинтересовалась вторая голова и звучно чихнула, рассыпая искры. — Доченька? Ты там, внутри, или тут, снаружи? — третья голова попыталась робко глянуть медведю поверх плеча — на лежащую на руках у Хакмара Аякчан. — Ты меня звала? Тебе нужна помощь?

«Да, мама, помоги нам, скорее!» — радостно завопила внутри него Аякчан.

«Лучше не надо!» — рявкнул Хадамаха, вдруг снова чувствуя себя собой и тут же отчетливо вспоминая уныло-нелепую рыжую тетку, явившуюся ему в тайных ходах земли вместе с Калтащ.