Князь оборотней

— По-разному, — вздохнул Хадамаха. — Летом представляю, зимой, иногда Ночью, иногда Днем. В городе каком. Или наоборот, у нас, у Мапа, в селении. У нас знаешь какие праздники бывают! Ого! Я тебя с мамой познакомлю! Она тебе понравится. Она не такая, как некоторые… ну, которым в девчонках все не так… Да она сама не старая!

— Знаешь… — удивленно протянула Калтащ. — Меня еще никто не знакомил с мамой! Считается, что это я — всеобщая мама. Мать-Земля. Ты рассказывай, мне нравится! — Она завозилась, пристраиваясь поудобнее. Хадамаха аккуратно протянул руку и тихонько обнял ее за плечи. Возражений не последовало.

— Я б для тебя все-все подарки на всех-всех соревнованиях выиграл. — Он украдкой поглядел на ее руки. На пальце Умай красовалось вырезанное им костяное колечко. Хадамаха ухмыльнулся и прижал ее к себе покрепче. — Чего тут рассказывать — тут делать надо! Вот выберемся отсюда и…

Девушка вдруг досадливо хлопнула себя ладонью по лбу и рванулась в сторону, сбрасывая с плеч руку Хадамахи.

— Я же говорю, что с тобой трудно! — едва не плачущим голосом выкрикнула она. — Вечно мне голову как метелью запорошишь, что я и не помню, зачем пришла! Плывешь, плывешь — тебе неинтересно совсем, куда выплывешь?

— Ты ж пришла — скажешь, — лениво откликнулся он. — А если мы сперва о своем — о важном! — поговорим, мы что, куда плывем, туда опоздаем?

Девушка вскочила и грозно ткнула в Хадамаху пальцем:

— Хадамаха, ты — маньяк!

Хадамаха озадачился.

— Мапа я! Чукчей знаю, хант-манов знаю, сахи знаю, Амба-тигров тоже знаю… — принялся загибать пальцы он. — Маньяков не знаю! Кто такие, где обретаются?

— Их где угодно встретить можно! — ехидно сообщила Калтащ. — Хоть вот даже на тайных путях земли! Маньяки — это злодеи такие, к девушкам пристают. В неправильное время и в неправильном месте!

— Не злодей я! — разобиделся Хадамаха. — Стражник я, хоть и бывший. Я и сейчас бы стражником был, если б не поддался на черношаманские камлания и не влез в дела с Советником и Храмом! Злодеев бы ловил… — совсем помрачнел парень. — Разных… А то самого большого поймал — и все, сразу сам все-Сивирским преступником сделался!

— Ну что мне теперь, прощения у тебя просить? — разозлилась Калтащ.

— Ты-то при чем! — отмахнулся Хадамаха.

— Я как раз больше всех при чем, — после долгого молчания тихо сказала Калтащ. — Плохо мне, Хадамаха… Плохо. — Она потянула пышный ворот парки, будто тот душил ее. Под глазами у Калтащ разбежались морщинки, кожу усыпало пятнышками, точно девушка стремительно, на глазах старела.

— Обидел кто? — испугался Хадамаха.

— Такие же, как ты! — она уставилась на него чуть не с ненавистью, глаза у нее запали, как у тяжко больной.

— Погоди… Какие — как я? — еще больше растерялся Хадамаха. — К тебе что, еще какой парень клеится? Ну… кроме меня?

«Я его сам приклею! — подумал он. — Рыбным клеем на берегу Великого Океана! Так, чтобы косатки дотянутся могли!»

— Все вы клеитесь, как один! — губы Калтащ скривились горькой усмешкой все в этой жизни повидавшей старухи. — Добычу дай, Калтащ, ягоду в лесах дай, бересту на чумы, дрова в костер дай, травы — дай, детей — тоже дай, оленей — дай, Черную кровь — давай, давай… От меня уже скоро не останется ничего! — с тягостным недоумением, словно сама не понимая, как же так вышло, сказала она. — Другим-то духам все равно — Нуми-Торуму в его Верхнем мире, или Эрлику — в Нижнем, или сестрице Хотал-экве… — Калтащ потыкала пальцем в каменный свод, над которым где-то там, высоко-высоко, выбиралось из-за гор Сумэру пробудившееся после Долгой ночи солнце. — Ей-то что вы сделать можете? А вот мы с сестрицей Седной…

— А Повелительнице Океана чего надо? — тихо спросил Хадамаха.

— Как чего? Вся дрянь, что вы, люди, плодите, все летит в ее Океан! И мусор ваш обыкновенный, и дела ваши дурные, и злоба, и ненависть — все в ее воду уходит и запутывается у Седны в волосах! А рыбу вам давай, тюленей тоже…

— Но ведь так всегда было? — недоуменно спросил Хадамаха — и чего Калтащ развоевалась-то, непонятно.

— Вы стали сильнее, — тоскливо ответила она. — Вы стали такие сильные и можете брать так много. Особенно сейчас, с этим Храмом, который делает, что хочет. Когда-то такое уже было, — совсем тихо, почти неслышно добавила она, раскачиваясь, будто в шаманском трансе. — Тысячу Дней назад. Черные шаманы — они стали тогда такие могучие… Научились делать такие вещи… Они выходили к Черной реке — и никто не мог их остановить. Ни я… Ни Торум… Ни Эрлик… Эй, ты чего? — Она вдруг перестала шептать и раскачиваться, удивленно уставившись на Хадамаху.

Мальчишка отстранился. Впервые он сам отодвинулся от Калтащ и вперился в нее безумным взглядом, в котором человеческое удивление мешалось с настоящей медвежьей яростью.

— Это вы! — потрясенно прошептал он.

— Что — мы? — осторожно спросила Калтащ. — В смысле кто — мы?