Князь-пират. Гроза Русского моря

— Наверно, у нее от женихов отбоя нет…

— А знаешь, и вправду надо признать: парни вертятся около нее, только все напрасно. Она их всех отшивает!

— Вот видишь, я был прав: девка-то приметная!

Юрий некоторое время рассматривал гостей, спросил:

— А та, что напротив твоей девушки сидит, кто такая?

— Ну, эта действительно красавица!

— Так кто она?

— Муж у нее конюшим моим был.

— Почему — был?

— Не остерегся, под копыто лошади попал. Полчерепка снесло.

— Надо же! Мужчины гибнут на поле боя, а тут… Значит, вдовушка?

— Князь, ты едешь к жене, а на вдовушек заглядываешься?

— А что ж такого?

— А вдруг не примет?

Юрий посмотрел на Степана долгим взглядом, хотел ответить, что, дескать, не твое дело, но хмель брал свое, хотелось похвалиться, побалагурить, и он не выдержал:

— Ты забываешь, что у меня жена — половчанка!

— Ну и что?

— Как — что? Половцы — язычники, у них сохраняется многоженство. Не знал, что ли?

— Ну знал, и что с того, что многоженство?

— А то! Девушек с раннего детства приучают к мысли, что у мужа будет несколько жен и много наложниц. Поэтому они не ревнуют своих мужей. И когда их благоверные гуляют по другим женщинам, то это считают в порядке вещей.

— Так в степи. А здесь, на Руси, у нее только ты один…

— Все равно. Для моей жены важно одно: чтобы я был при ней и чтобы дети были наследниками моего имущества и власти. Так что хочешь быть свободным в браке, женись на половчанке! — и он хлопнул ладонью по узкой спине Степана.

Боярин поморщился, но ничего не сказал.

— Ты вот что, — Юрий приблизился к нему и стал говорить тихо, — подойди к ней и незаметно шепни, пусть выйдет на крыльцо. Я подожду ее там. Но чтоб никто не слышал, хорошо?

— Все равно узнают.

— Ну, это потом. А пока сделай, как я сказал.

Пошатываясь, Юрий вышел из горницы. Было ветрено, по небу мчались тонкие серые облака, сквозь них проглядывала мутная луна. Между построек затаилась непроглядная темень, самое подходящее место для влюбленных. Он прислонился к крылечному столбу, стал ждать.

Наверху резко открылась дверь, вместе со светом наружу вырвался гул многих голосов, смешанный с музыкой свирелей, бубен и дудок, кто-то, спотыкаясь и бормоча себе под нос, прошел мимо и скрылся между домами.

Наконец вышла та, которую он ждал. Она встала возле двери, не решаясь спуститься по лестнице, видимо, выглядывала его. Тогда он вышел на лунный свет, тихонько позвал:

— Не пугайся. Я один.

Она неторопливо сошла, остановилась возле него. Он увидел, как у нее лукаво сощурились глаза, а на лице мелькнула улыбка.

— С чего ты взял, князь, что я боюсь? Я в своем селении, меня есть кому защитить.

— И кто же они, твои защитники?

— Папа с мамой да братья.

— Ты вместе с ними живешь?

— Нет, живу отдельно.

— Скучно поди одной?

— Да уж какое веселье… А ты чего, решил поразвлечь меня?

— Приглянулась ты мне, захотелось встретиться, поговорить.

— Говори.

— На виду стоим. Может, отойдем в сторонку?

— И то правда. Отойдем.

Они встали в тень какого-то дома. Он попытался привлечь ее к себе, но она легко вывернулась, погрозила ему пальчиком:

— Шалунишка ты, князь! Любишь рукам волю давать. Привык, как видно, с доступными женщинами дело иметь.

— Коли обидел, прости.

— Обидел, князь.

— Тогда я пойду… Пир еще не закончился.

— Так сразу? И до дома не проводишь?

— Боюсь предложить. Опять обижу.

— Да мало ли что мы скажем…

Дома с пристроенными сарайчикам, хлевами и амбарами располагались без какого-либо намеченного порядка, где как придется. Расстояние между постройками было самое малое, лишь бы запряженной лошади проехать. Юрий несколько раз споткнулся о выбитые колесами жерди, она его поддержала под руку:

— Осторожнее, князь. Упадешь, нос разобьешь.

— Смеешься?

— А почему бы и нет?

— Негоже над своим князем смеяться.

— Я не смеюсь. Я подшучиваю. Неужто шуток не принимаешь?

— Когда как, — честно признался он.

Юрий чувствовал, что она постепенно брала власть над ним, подчиняла своей воле, это ему нравилось, и он решил пустить все на самотек, пусть решает она.

Они остановились возле большого дома, в его слюдяных окнах отсвечивался тусклый лунный свет.

— Вот здесь я и живу, — сказала она, прислонясь к бревенчатой стене, и он заметил, как сквозь платье выперлись полные груди. У него перехватило дыхание.

— А ребятишки поди спят? — спросил он глухим голосом.

— Они у бабушки с дедушкой. Меня отпустили погулять, не часто такое развлечение случается.

Он помолчал, спросил:

— Может, впустишь, водички попить? В горле пересохло.

— Я вынесу.

Она принесла ему глиняную кружку кваса, прохладного, ядреного. Он выпил, вытер рукавом губы, сказал:

— Вкусный. Спасибо.

— На здоровье, князь.

— Как хоть звать-то?

— Агриппиной кличут.

— А меня Юрием.

— Да уж знаем! — В ее голосе послышался откровенный смех, и он понял, что сморозил глупость. — До свидания, князь.

Наутро у него с утра начало ныть сердце. Мысли невольно возвращались к Агриппине. Дружинники собирались в дорогу, он тоже стал вяло собирать вещи. Потом вдруг остановился, вызвал к себе Ивана, своего ближайшего сподвижника.