— Прекрати! — Рявкнул Ярослав. — Не заставляй меня думать о том, что ты дурак. Я родич покойного Василевса, которого сменил на престоле правитель из иной династии. То есть, строго говоря — я конкурент на престол. Хочу я этого или нет, но желающих сыграть на этом — достаточно. Даже без моего участия. И церковь тоже игрок. Что же до родичей — то в правящих домам родич — это твоя опора, твоя надежда и твой злейший враг. И надо быть идиотом, чтобы этого не понимать. Или держать за умственно неполноценного того, с кем ты беседуешь.
— Я думаю, что ты попали в искушение Лукавого. Такое думать о матери-церкви грешно.
— В самом деле? — Спросил Ярослав. Подошел ближе. Вплотную. Вынуждая Никифора отступить. Шаг. Еще. Еще. Быстрое движение и рука Ярослава уходит в складку рясы, в которой оказывается прорезь. Секундой спустя она вылезает оттуда с кинжалом. — Тогда зачем тебе вот это?
— Это? Это для защиты!
— Ты так боишься предстать перед Всевышним?
— Я…
— Уйди с глаз моих долой, лицемер. С первым же кораблей отправишься в Империю. И передай, чтобы таких балбесов ко мне больше не присылали. — Произнес Ярослав и бросил кинжал в пыль. После чего развернулся и пошел в сторону усадьбы.
— Сынок, — шагов через десять произнесла Кассия.
— Ты со мной, мама?
— Никифор на меня работает.
— Очень смешно. Но я не в настроении шутить.
— Но я не шучу.
— Тогда, скажешь он по твоему приказу зарезал твоего старого слугу? Предварительно расспрашивая о том, с кем ты состоишь в переписке. М?
— Что?!
— Вот этим вот кинжалом. А труп бросил в лесу, чтобы его ночью волки обглодали. Таким мы его и нашли, не так ли? И едва опознали.
Кассия медленно повернулся к Никифору. Молча.
Тот попятился. И на лице его проступил ужас. Видимо во взгляде Кассии было что-то такое, что ему совсем не понравилось.
— Мама, хватит, — жестко рявкнул Ярослав, отчего Кассия вздрогнула. — Этот мерзавец служит не тебе и не мне. И убивать его не стоит. Его жизнь не стоит и затертого асса[2], но его жизнь не принадлежит ему. Хотя, поверь, мне уже не раз хотелось отправить его хозяину голову этого мерзавца отдельно от тела. Засолив, к примеру. Он ведь не только шпионит, но и дрязги разводит в поселении. Всячески настраивая жителей друг против друга.
— Не жителей! Языческих жрецов!
— Среди которых моя супруга, мерзавец. Моя супруга. Ты жив и здоров, только потому, что она не пострадала. А ведь ты пытался организовать покушение на нее. ТРИЖДЫ! И если бы я о том не узнавал вовремя, то она погибла бы. Причем один раз — с моим ребенком на руках.
— Она язычница! Она не верит в истинного бога!
— Она — мать моих детей!
— Она погань бесовская! И помет ее поганый! И его тоже следовало бы извести! А тебе, нобилиссим[3], нужно взять в жены достойн… — оборвался на полуслове Никифор. Потому что Кассия, подняв его кинжал просто и бесхитростно вонзила его ему в голову. Снизу-вверх. Он ведь как раз отвлекся на перебранку и не обратил внимания на ее движения.
— Мама! Ну зачем?
— Он убил моего слугу. Он покушался на мою невестку и моих внуков. — Холодно произнесла она. — Он не мог после этого жить. Сохранив ему жизнь, мы показали бы, что слабы. Ты не жил при дворе, а я жила. Такое — не прощают. А все что нужно передадут те, кто прибыл с ним. — Сказала она и взглянула на двух бледных священников. Тех самых, что не так давно пытались вместе с Кассией отговорить Ярослава от попыток заключить союз с пиктами. И те энергично закивали.
[1] Каструм (лат. Castrum) — распространенный во времена античности тип римского военного поселения, военный лагерь. Благодаря каструмам Римская империя смогла утвердиться не только в прибрежном Средиземноморье, но и покорить ряд внутренних регионов Европы. На месте бывших каструмов возникли многие современные города Южной и Западной Европы.
[2] Асс — мелкая медная монета Древнего Рима, оставалась в какой-то мере в обороте и во времена Византийской Империи. Во всяком случае, в IX веке она еще ходила по рукам.
[3] Нобилиссим — в описываемый период (с IV по конец IX века) присваивался членам августейшей фамилии. То, что Никифор назвал Ярослава нобилиссим, значит, что он считал его настоящим сыном Феофила, пусть и бастардом, что для Византии значило немного.
Глава 5
Снова шел дождь.
И Ярослав снова сидел в своей старой усадьбе. Поближе к печи. Потому что ему было мерзко, душно и зябко.
Укутавшись он вышел на боевую площадку башни. Чуть-чуть проветриться. Оттуда хорошо было видно рыбачка, что уныло греб веслами под этим мелким, изматывающим дождиком. А мрачные серые тучи тихо плыли где-то далеко в небе, беспрестанно протекая на людей этот прохладной жижей.
Ярослав поежился и чихнул. Нехорошо так чихнул.
— Проклятье… — тихо прошептал он, понимая, что его горло першит, а он, судя по всему, температурит. То ли продуло, то ли еще чего.