Князь Путивльский. Том 1

Когда на четвертый день рано утром тронулись в обратный путь с попутным юго-юго-восточным ветром, людям на палубах хватало места только, чтобы сидеть. Наша флотилия напоминала цыганский табор. Суда так перегружены, что даже небольшой шторм может потопить их. Бывший зерновоз буксировала самая большая галера. Хотя на нем были подняты оба паруса, без помощи галеры этот урод делал от силы два узла. Остальные галеры и шхуна тащили на буксире по два рыболовецких баркаса. Даже при попутном ветре мы делали не больше четырех узлов, потому что двигались со скоростью самого медленного судна, зерновоза. На ночь ложились в дрейф. Остальные суда прижимались к шхуне, боясь, что за ночь отдрейфуют слишком далеко и останутся в открытом море одни. Без меня они не рискнули бы пойти к полуострову Пелопоннес напрямую. Меня забавлял страх этих людей перед открытым морем. Наоборот, радоваться надо, что мы далеко от берега. Иначе не раз подверглись бы атакам таких же, как мы, любителей наживы.

С заходом солнца я заходил в свою каюту. Днем в ней невозможно находиться из-за жары. Солнце все последние дни припекало на славу. Но лучше пусть напрягает оно, чем пасмурная погода со штормовым ветром. Жоффруа де Виллардуэн-младший сидит прямо на палубе у открытой двери. Разморенный жарой, он напоминает снулую рыбу.

— Я хотел сочинить героическую песню об этом походе, а получается, что сражаемся мы только с жарой, — пожаловался Жоффруа.

— Обычно самые героические песни сочиняются, когда армия теряет много бойцов, то есть, воспевают ошибки полководца, — говорю я. — Если победа достается легко, что говорит о таланте командира, петь становится не о чем.

— Я не хотел тебя обидеть! — искренне заверяет он. — Я имел в виду другое…

— Ты меня не обидел, — возражаю ему. — Я понял, что ты имел в виду. Тебе хотелось поучаствовать в жестокой схватке, посмотреть смерти в глаза, зарядиться эмоциями, а потом сочинить об этот красивую песню. Поверь мне, лучше не оказываться в таких сражениях, тем более, ради красивой песни. Потому что напишут ее те, кто в нем не участвовал. Ты, если останешься жив, просто не сможешь выразить всё словами, а сказать не всё не захочешь.

— Что тебе больше всего запомнилось в таких сражениях? — поинтересовался Жоффруа.

— Как потом мыл руки, и вода становилась розовой от чужой крови, — ответил я.

Жоффруа де Виллардуэн-младший долго молчал, а потом произнес с наигранной шутливостью:

— В тебе умирает трубадур!

Утром шестого дня увидели остров Крит. Он гористый, некоторые вершины высотой под два с половиной километра, видны издалека. Народ сразу повеселел, загомонил радостно. У нас заканчивалась питьевая вода. Особенно тяжелая ситуация была на галерах, на которых перевозили лошадей, своих и несколько трофейных. Кони и так пьют немало, а в такую жару да на сухих кормах им надо еще больше. Поэтому я дал команду капитанам галер налечь на весла. Местом сбора назначил западную оконечность острова. И своему экипажу приказал поднять все паруса.

К вечеру шхуна встала на якорь возле берега, неподалеку от рыбацкой деревушки. Я послал шлюпку с пустыми бочками за водой. Население деревушки, похватав самое ценное, тут же ломанулось в горы, покрытые лесами. Остров теперь принадлежит венецианцам, союзникам латинян. Выяснять, союзники мы или нет, критские рыбаки не рискнули. Береженого и бог бережет. Простояли мы у острова Крит до следующего полудня. Ждали, когда доберется галера с зерновозом и запасется водой. Все это время рыбаки не показывали носа из леса.

Еще через двое суток прибыли на рейд Кларенцы. Все население города высыпало на берег встречать нас. По количеству кораблей они догадались, что поход удался. Места у причала было всего на два судна, поэтому первыми ошвартовались галеры, на которых перевозили лошадей. Среди трофеев были два арабских жеребца. По обычаю лучшая часть добычи достается командиру. Одного жеребца я отдал Жоффруа де Виллардуэну-младшему. В возмещение ненаписанной песни.

40

Не знаю, каким ветром в Латинской империи разносятся слухи, но сборщики пошлины в Дарданеллах и Босфоре уже знали, что я захватил сарацинский город, по их словам, очень большой, и взял богатую добычу, которая, опять же по их словам, на порядок превосходил реальную. Я не стал развеивать слухи. Даже дал сборщикам по золотой номисме сверху. Грамотный пиар — великая сила. С удачливым командиром стараются дружить и остерегаются воевать.

На самом деле захват двух галер и зерновоза дал нам больше. Правда, галеры мы продали вместе с гребцами, захваченными в Мерса-Матрухе. Узнав об удачном рейде, в Кларенцу слетелись венецианские купцы с ближайших, принадлежавшим им островов. Они и выкупили большую часть трофеев. После чего мы попировали неделю, а потом погрузили оставленные на хранение товары с первых галер и самое ценное из захваченного в городе, а также бочки с местным вином и оливковым маслом, и отправились домой. Оба Жоффруа и Вильгельм де Виллардуэны и рыцари, участвовавшие в походе, проводили меня до борта шхуны, стоявшей у причала Кларенцы.