Князь Рысев 3 (СИ)

Художник свою победу чуял. Он почти дышал восторгом нашей скорой кончины, за гранью которого — виктория.

Егоровна не справится без меня. Не ведаю даже, какого лешего там сейчас творится снаружи, но что-то подсказывало, что старуха там не резко окрутела, разматывая оживший ком акварели, а все как раз наоборот. Он прикончит меня с Биской, а следом уничтожит и камень. Что ж за ебалу ему там пообещали, раз, обладая внутренним миром, в котором он может творить буквально любую дичь, он согласился пойти на уничтожение места силы?

За такое не обещают. Такое творят лишь по идейным соображениям...

Они все рванули на нас разом. Я почти соколом ринулся вверх — кто бы мог подумать, что человек способен совершать такие высокие прыжки? Страшно не хватало крыльев — внутренний демон недоумевал, как ему со всей его мощью прорваться-то сквозь Биску? Он не знал, я не знал, никто не знал...

Ноги коснулись хрупкого стекла кабины машиниста — треклятая сила притяжения действовала и тут. Где-то на задворках сознания билась неуместная, бестолковая мысль: а можно ли нарисовать закон физики?

Я кубарем покатился по щербатому полу, тотчас же вскочил, рванул вперед по невероятно длинному, бесконечному коридору вагона.

За спиной зловеще зарычало: складывался, будто карточный домик, перед поезда.

Глупость я свою осознал лишь к десятому шагу. Хлопнуть бы себя по лбу, да времени на это не было.

Я вырвался прочь прямо через стену — жесть оказалась не прочнее бумаги. Словно пушечный снаряд, прошел сквозь нее, рухнул на пол и, не давая себе и секунды передышки, тотчас же спружинил, ударил головой оказавшегося рядом художника.

Паршивец не терял времени даром. Его художества обещали нам целый аттракцион неприятностей.

Биска была зла, а может, даже и в злорадном бешенстве — иначе как объяснить то, что прежде чем я влетел в брюхо паршивца, на моей голове успели вырасти рога.

Мерзавец ахнул. Выпрямляясь, я выбил из его рук Кисть Мироздания, схватил его за грудки дивного кафтана, словно мешок, бросил в один из бесконечно удаляющихся составов.

— No, please! What you doing? Stop it! — Я решил, что уж как-нибудь потом разберусь с его тарабарщиной. Запрыгнул следом, поднял с земли. Стискивая, не давая ему возможности пошевелиться, я отыгрывался на нем за все, что он мне учинил.

Хорошая такая затрещина прилетела ему за сломанные ребра. Пасти Цербера, которыми вдруг стали мои руки, впились в его плечи, словно в долгожданную добычу, повалили наземь. Это уже Биска — ей жаждалось отомстить за то, что его рисованные питомцы трепали ее, словно половую тряпку.

Теперь она возила его по мраморным осколкам моими руками, и я чувствовал, как внутри нее бурлит детский, неизбывный восторг.

Ей не хотелось наказывать.

Ей хотелось мучить.

— Please! — Он взмолился. Это было странно — мне казалось, что после того как я его отделал, единственное, на что его хватит, так это на болезненные стоны. А он еще и говорить смел...

Биска впилась в его глотку до того, как я успел ее остановить. Поганец забулькал кровью, рухнул нам под ноги.

— И что теперь делать?

Вопрос был уместен как никогда. Роскошный зал чужого величия, обратившийся в россыпь руин после непродолжительной схватки, дрогнул. Иллюзорный мир больше никто не поддерживал; трещины паутиной побежали по стенам, отламывая целые булыжники. Хозяин мертв или умирает — и созданное им, пусть и в сознании, погибает вслед...

Дьяволица предпочитала словам действие. Вместе мы скользнули к Кисти Мироздания, схватили посох.

Рисовал я всегда плохо. Самый мой нелюбимый предмет в школе был. У Биски же, казалось, с этим дела обстояли лучше.

Набалдашник посоха ткнулся в разверстое горло противника, окрасился красным — а дочь самого Сатаны прекрасно знала, что использовать вместо красок.

Дверь у нее получилась всем дверям на славу, хоть в ту известную рекламу с Нео пихай.

Я рванул наружу, чуя себя идиотом. Здравый смысл, еще пару мгновений назад желавший делать ноги от нарисованного поезда, решил отметить, что бежать в рисованную дверь — уже слишком даже для его скромной персоны.

В задницу пусть идет! Не знаю, в какую сторону она открывается и куда я должен был вывалиться опосля, но я врезался в нее всем телом, справедливо ожидая, что попросту ударюсь о стену.

Страху на миг показалось, что так оно и случилось, но потом...

Я почувствовал себя чужим. Словно вынырнув из-под толщи воды, отчаянно пробирался сквозь землистые развалы над головой. Вязкая глина оседала на форме, липла к рукам, норовила забить собой рот и нос.

Путь назад показался мне бесконечным. Чрево живого комка акварели твердело, становилось жестким. Буйство красок угасало вместе с его жизнью.

Я вывалился наземь, чуя себя обессиленным и опустошенным.

Ушей коснулся утробный, ни с чем несравнимый рев. Я застонал, не желая открывать глаза — ну в самом деле, что я там хорошего-то увижу?

Очередные неприятности.

— Вставай же, дурень! Слышишь?

Мне на миг показалось, что это ласковые руки Биски пытаются поставить меня на ноги.