Князь Рысев 3

— Вопрос, впрочем, интересный и не раз поднимался. По нему до сих пор ведутся общие диспуты и споры: относится ли особенность быть «привязанным» лишь к простолюдинам? Что будет, если один благородный попытается сделать нечто подобное с собратом? Поясню, что на данный момент проводимые опыты признаны бесчеловечными и антигуманными. А потому находятся под запретом. Однако было выяснено, что в таком случае меж двумя, кхм, представителями благородных родов обязательно случается «мысленная перепалка». Некоторые теряют всякую возможность привязывать к себе подручных, а так же теряют тех, кто поклялся им в верности, иные же, увы, умирают. Надеюсь, я сумел дать удовлетворяющий вас ответ, князь Орлов?

Мажорчик буркнул что-то невнятное и уткнулся в учебник. Что ж, приятель, не все тебе блистать умом — иногда и конфуз в кармане сидит.

Даровед бросил взгляд на часы, которые вот-вот должны были отбить последнюю минуту его занятий, и устало выдохнул. У него как будто еще в запасе осталась целая тонна материала, который он обязан вылить на нас, а тут такая досада.

— Что ж, думаю, на этом закончим наш сегодняшний урок. До так называемой «практики» мы будем работать только над теорией, но вот уже после нее будем переходить к активной части занятий. Искренне соболезную тем, кто еще не сумел выбрать себе подопечного — им придется наверстывать очень многое. В остальном — желаю удачи и передавайте мои наилучшие пожелания Евлампии Романовне. Уверен, сегодня она приготовила для вас сюрприз.

Глава 2

Я, кажется, уже когда-то говорил, что меньше всего на свете люблю сюрпризы.

Если не говорил, то знайте — дела именно так и обстоят. Ну их в дупу, такие неожиданности.

Учительница каллиграфии была сегодня полна решимости и задора. Голубые глаза пылали азартом, будто она собиралась играть с нами на раздевание в карты и обязалась выиграть.

Вместо этого мы взялись за уже привычные нам учебные шпаги, приготовившись к очередным упражнениям. Чернильница, желтоватый холст бумаги, не терпящий клякс, ее строгий взгляд. Наставление, по крайней мере. Мы все ждали, что будет как обычно.

Как обычно не оказалось.

Она велела нам сдвинуть парты по краям, убрать их. Высвободить место для плотного круга. Из оружейной корзины она трепетно и со всем вниманием выбирала себе клинок — ясночтение было согласно с ее выбором. Испанская шпага, выполненная мастерами Доном Муертой и его слугой Гульером, верриканская сталь, ордонисская закалка. В описании была и еще куча других непонятных мне названий, которые я решил пропустить. К моему удивлению, если клинок, что я подарил Кондратьичу, был легендарного качества, эта цацка оказалась самого обычного. Да, выполненная мастерами и из хорошего материала, но ничего особенного.

Вышагивая посреди, отсалютовав нам выбранным орудием, она ткнула шпагой в землю, кивнула недоумевающим нам и улыбнулась.

— Нападайте, — обронила она, и мы ничего не поняли. Переглядываясь друг с дружкой, будто вопрошали — а не сошла ли наша дорогая каллиграфичка с ума? Да, может быть, рисовать буквы при помощи шпаг не самое легкое, простое и вряд ли разумное занятие, но вот драться с ней?

Я чуял, как в воздухе парит дух недовольства. Благородные юнцы не желали запятнать свою честью сражением с женщиной. Нечто же мне подсказывало, что помимо этой причины они еще и боялись проиграть — как потом смотреть в глаза юным девам и рассказывать, сколь ты силен и проворен, когда на лопатки в честном поединке тебя сумела одолеть женщина?

В нечестном. Словно чуя нашу нерешительность, она поманила нас рукой.

— Ну же, ну же, смелее. Берите свои шпаги и нападайте. Все и сразу.

— Евлампия Романовна, вы в порядке? — Тоненький голос Дельвига, полный настоящей заботы, прозвучал, как лебединая песнь. Толстяк дрожал от волнения, кусал губы и не знал, что делать. И дело было вовсе не в том, что на поединок его звала женщина — он совсем не хотел драться.

— Вы же мужчины, — вдруг упрекнула она нас, метя в самое больное. Я почти почуял, как воздух задрожал от напряжения — всякий как будто желал ей доказать, что он самый что ни на есть мужикастый мужик! Она же продолжила, не скрывая ухмылки: — Если это и в самом деле так, то покажите, на что вы способны. По офицерскому корпусу прошел слух, что некоторые из вас считают мои уроки абсолютно бесполезными.

О, а вот тут уже запахло ее уязвленной гордостью. Если Романовна чего и желала, так это поставить юных выскочек на место. Я оглядел аудиторию в желании узнать, кто же заалеет, как маков цвет, от ее упрека. Уж не Орлов ли?

Я чуть не открыл рот от удивления, когда застыдился Женька — кому и когда он успел брякнуть столь порочащие слова, мне неведомо. Вроде бы уж почти всякий раз вокруг нас вился, а вон поди ж ты…

— Это неприемлемо! — выкрикнул сын судьи, грозно нахмурив брови. — Я не буду драться с женщиной! Я после занятий… да что там, сейчас же пойду к инфантер-генералу, я дойду до самого верха, я буду…