Князь Рысев 3

Здравый смысл строил теории. Старуха была зловеща, отказать ей в этом было трудно, в особенности после жестокого обмена жизнями. Но вот подозревать ее во всех мыслимых и немыслимых злодеяниях стоило вряд ли.

Страх вился надо мной летучим змеем, неистово шипя прямо на ухо, что старуха попросту тащит меня в застенки своих пыточных лабораторий.

А что такого?

У Слави в церкви, у главы инквизаториев — прямо в застройке великого театра, ничего необычного, все как и должно быть.

Мы медленно, с предосторожностями, спустились на третий этаж. Демоны бежали впереди нас любопытными псами. Трехглавые, больше похожие на церберов, гончие, припадали мордами к ворсу ковра в надежде вынюхать противника. Боевики не спешили продолжать атаку — я точно не знал, но чуял, что Егоровне это не нравится.

Черная книга парила над землей, следуя за старухой по пятам. К ней то и дело, словно решив испытать удачу, тянули руки незримые бестии — и тут же отдергивали в ужасе, словно поглотительница душ кусала нечисть за пальцы.

Егоровна осмотрела трупы, оставленные нами с Алиской, посмотрела на меня и отрицательно покачала головой — я так и не распознал, что она хотела этим сказать. Гвардейцы рвались идти вместе с нами, но Егоровна дала им точно такой же от ворот поворот, как и Алиске. Зрелище только для избранных — зачем вы там?

— Так, значит, когда-то вы владели Кистью Мироздания?

Мой вопрос как будто проскочил мимо ее ушей.

Когда-то она владела Кистью Мироздания. Откуда и как она взялась у рода Ломоносовых — неизвестно. Биска, едва ли не висящая на моей спине, не унималась. Ей не хватало разве что делового костюма и указки, чтобы обратиться в мечту любого школьника — горячую учительницу. Безобразница, готовая озорничать, сейчас была сама игривая серьезность. Знания так и лились с ее языка, проникая благоговейным ядом в мою душу. С ее слов выходило, что в погоне за знаниями Михайло наше все Ломоносов излишне увлекся творческими потугами. Результатом бессонных ночей стала кисть, сразу рисующая мозаикой реальности. Кусочек к кусочку она могла подбирать лучшие из вероятностей, обращая чужие неуспехи в единую картину удачи. Мнения гуляли в умах людей — кто-то говорил, что подобная вещь способна разрушить реальность и знакомое всем мироустройство, кто-то кричал, что существование подобной вещи попросту невозможно и противоречит законам всем известных нам наук.

Я посмотрел в спину Василисы Егоровны и начал понимать, почему инквизатории своей стезей выбрали одновременно науку и чертознайство. Там, где законы бытия дают трещину и спешат прочь, на помощь приходит иной, тонкий мир. А если уж их смешать вместе….

Шахта лифта, как и он сам, прятались за каскадом книжных шкафов в кабинете директора. Даже владелец «Ъеатра» предпочитал не возносится на вершину последнего этажа и обставил свой кабинет ниже.

Чтобы не смущать сильных мира сего, подсказала мне Биска, да я это и сам понял.

Кисть Мироздания была утрачена — не один мой род, оказывается, терял в никуда великие артефакты. Как, почему и где — Егоровна то ли не знала, то ли не желала давать однозначного ответа. Вспоминала о случившемся с ухмылкой — будто бы все это было далекой, простой и знакомой игрой.

Или сказкой для того, чтобы навесить мне побольше лапши на уши.

Я глянул на Биску, но та не желала открывать мне тайну — правду говорит наша общая чертознайка или знатно привирает?

— А Император? — спросил я, на что старуха лишь пожала плечами.

— А что Император? У него нет волшебной перчатки, чтобы щелкнуть пальцем и заставить нечто явиться из ниоткуда. Он, конечно же, был в ярости. В еще большей ярости он оказался после твоей выходки.

Я закусил губу. Выходка-то, на самом деле, была и не моя вовсе, а Рысева-бывшего. Но я, кажется, теперь понял смысл тех фраз, когда говорят, будто делает другой, а стыдно становится тебе.

Петербург, по словам Егоровны, гудел словно разбуженный улей. Белые Свистки на пару с инквизаториями были поставлены на уши. Утрачен не просто великий артефакт — почти что оружие судного дня. Политическая арена дрожала, ожидая развития событий. Кое-кто потирал ручонки, желая в скором будущем снова выйти на арену победителей и сверхдержав, задвинув Российскую Империю в дальний угол истории.

Иначе…

Моя выходка была шуткой. Чья это была идея? Егоровна не знала и не желала знать. Император всеми силами дал ей понять, что отныне род Ломоносовых если и не в опале, то под большим подозрением. Как это одна из величайших чертознаек могла вот так запросто прошляпить то, что было завещано великим русским гением? Почему ее бесы, коли уж она с ними на короткой ноге, ничего про это не ведают? Василиса же Егоровна использовала мои лучшие традиции и не собиралась оправдываться ни перед кем. Но взбудоражилась, когда Рысев проник в библиотеку, в ее кабинет: как только мальца не порвали вездесущие черти, оставалось только диву даваться.