Князь Рысев 4 (СИ)

У Биски страшно блестели глаза — меньше всего на свете дьяволица любила тех, кто осмеливался обречь ее на заточение. А сама мысль о том, что из одного унизительного плена ее сородичей собирались загнать в другой, еще более жуткий и неестественный, приводила дьяволицу в бешенство.

Ухмылка лежала на устах бесовки — будто чуя родство местных залов, помня восхваления собственному роду и сути, она черпала силы не из самой себя.

Из былого.

Они сошлись, словно два корабля: крохотный шлюп против немалых размеров большегруза.

Тяжесть ударов Виты гремела, отдаваясь в местных залах, крошила и без того порядком избитую землю. Биска была проворна, легка и будто не чуяла боли — всякий раз, как когти моей названой сестры настигали дочь Сатаны, успевала лишь вскрикнуть, зажать лапищей свежую рану, и та зарастала сама собой.

Будто в венах дьяволицы сейчас текла сапфировая настойка.

Я встретил связующие нити Виты яростным отпором. Словно разъяренные змеи, они спешили ужалить, впиться в плоть, влить парализующий яд — кто знает, на что они еще способны? Биска уходила от них, не собираясь тратить силы на оборону. Ловкая, прыткая и неуловимая, она заставляла их ловить пустое место там, где она была мгновение назад. Словно насмехаясь над противницей, что смела взять ее в плен, заманивала связующие нити — не поспевая за демоницей, они разбивались о твердь плоти собственной хозяйки, врезаясь то в плечи, то в живот.

Словно назойливый, успевающий юркнуть в сторону в самый последний момент комар, она заставляла изгнанницу рода Евсеевых лупить саму себя.

— Помоги! — взмолилась Лиллит за моей спиной. Решив, что девчонка-кукловод более легкая добыча, они ринулись на нее едва ли не в едином порыве — и не прогадали!

Словно ракетный залп, отыскавший неповоротливую махину танка, они жалили ее, опутывали собой. Я почти чуял, как они жадно вливают в нее яд чужой воли. Еще чуть-чуть — и глаза пепельноволосой девчонки вспыхнут тем же самым нечеловеческиим огнем.

Как у Кондратьича…

Воспоминание о старике заставили меня броситься ей на выручку. Словно Лиллит вдруг приобрела невероятную ценность, направил к ней собственные нити. Не будь я ее офицером, а она моим кровнорожденным прислужником — и этот фокус бы ни за что не удался.

Я словно желал сказать навязчивости Виты, что Лиллит — целиком и полностью моя девчонка, и пусть она не смеет распускать свою загребущую волю на чужих подручных.

Получалось у меня слабо — одной лишь уверенности было недостаточно. Первый успех вскоре обратился очередным провалом. Лиллит отчаянно, словно утопая в чужих пожеланиях, тянула ко мне руку. Словно надорванные, на исходе струны звенели мои лопающиеся тут и там нити. Вита ухмылялась прямо мне в лицо своими умениями. Скользнувший прямо ко мне серый отросток обвился вокруг ноги, формируясь в крепкий узел. Словно названая сестрица спрашивала — это она-то принадлежит тебе? Это ты сейчас станешь послушным болванчиком!

Будто в самом деле на что-то надеясь, я бросил взгляд на останки Муни — несчастный подарок брата перебирал изломанными культями, стремясь исполнить долг.

Хорошо ему, наверное. Когда есть понятная и почти достижимая цель в жизни…

Я перехватил руками щупальце, неспешно берущее надо мной контроль. Оно впрыскивало в меня успокоительное, играя на струнах души, взывая к благоразумию. Зачем сопротивляться, когда можно отдать себя на поруки кого-то сильного и большого. Цель в жизни для Муни? Цель в жизни для тебя любимого, и пусть никто не уйдет обиженным! Разве не этого ты сам хотел?

Я старался не слушать ласковый, почти нежный, гипнотизирующий шепот. Я старался, а вот сознание вертело на одном приборе все мои старания. Словно ребенок, заслышавший свежую сказку, оно внимало вкрадчивости чужого голоса, надеясь ухнуть в теплые объятия забвения. В конце концов, кому нужна эта чертова свобода?

Лиллит вздрогнула, как от укола — лицо пепельноволосой девчонки исказилось в гримасе. Рот норовил растянуться в безумной улыбке, зрачки глаз залились зловещим сиянием — Вита взяла ее под контроль.

Я чуть не взвыл от безысходности. Одновременно связанный с Лиллит офицерскими узами, и подумать не мог, что эта связь может стать ключиком к моему сознанию. Воля дочери дома Евсеевых словно скверна, бежала по телу, отхватывая все больше и больше моего сознания. Сопротивление было подавлено: первыми отказали ноги, вторыми — руки. В голову отчаянно лезла страшная, нехорошая мысль — может ли Вита заставить меня перестать дышать?

Может, отвечал мне впавший в отчаянье здравый смысл. Едва он понял, что борьба бессмысленна, решил сдаться.

Он-то, может быть, и да, а мне вот как-то не улыбалось!

Я чувствовал себя в паутине манящих слов. И как только у Лиллит получилось отсечь от меня боль?

Захотелось хлопнуть самого себя по лбу и желательно чем-нибудь потяжелее — да как же я, сцука, сразу не догадался? Здравый смысл соскочил со своего пенька уныния, принялся искать оправдания одно нелепее другого.

Но делал, что приказано.