"Не для меня, конечно, не для меня - для России, я признал, что конституция привела бы сейчас страну в такое положение, как Австрию. При малой культурности народа, наших окраинах, еврейском вопросе и т. д. Одно самодержавие может спасти Россию. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, а тогда - "Я вас поздравляю, господа!.."
Последнюю фразу Петя произнес, глядя на брата Сережу с крайней выразительностью, так что слегка даже вспыхнул, и мне подумалось: "Не прибавил ли он это "поздравление" от себя?" (Хотя передавал он всегда с деловой точностью слышанное). Далее брат Петя рассказывал, что Государь выразил ему свое возмущение по поводу телеграммы Черниговского земства (6-го декабря Черниговское губ. земское собрание представило Государю ходатайство по целому ряду вопросов общегосударственного значения. Государь собственноручно начертал на телеграмме: "Нахожу поступок Черниговского земского собрания дерзким и бестактным. Заниматься вопросами государственного управления не дело земских собраний, круг деятельности которых ясно очертан законами".).
На это Петя заметил, что Государь не должен тому удивляться, ибо в обществе за последнее время весьма и весьма было распространено убеждение, что Государь желает конституции, но вел. князья и Императрица Мария Феодоровна ее не желают, и что {96} он, лично, знает многих предводителей, которые подписали адрес в полной уверенности, что исполняют высочайшую волю и желание.
Государь на это ответил, что он на-днях определенно выскажет свой взгляд на положение дела и вместе с тем даст удовлетворение тем общественным требованиям, которые считает справедливыми.
Из Записной книжки - 10 декабря:
"Мало-помалу в мирное и тихое русло прежних общественных и семейных отношений начинают просачиваться отголоски партийной розни. Грустно и иногда очень тяжко. Даже между детьми ссоры и споры, доходящие до драки - за или против самодержавия.
Вследствие конституционных выступлений Думы Ф. Д. Самарин сложил с себя звание попечителя Городской школы и послал мотивированный отказ в Думу. Его примеру последовала его сестра С. Д., а за ней потянулись и ее приятельницы. - С. Тютчева, Е. Коновницына и Е. П. Ермолова".
14 декабря.
- "Сегодня утром наконец вышел "Указ Сенату" (В Указе признавалось необходимым провести ряд назревших преобразований и в первую голову озаботиться наилучшим устройством быта крестьян, обеспечив за ними "положение полноправных свободных сельских обывателей". За сим признавалось неотложным: принять меры к охране полной силы законов; обеспечить необходимую самостоятельность судебных установлений; ввести государственное страхование фабрично-рабочих; пересмотреть законы об усиленной охране; пересмотреть узаконения в правах раскольников и лиц инославных и иноверных исповеданий; пересмотреть положение об инородцах и уроженцах отдельных местностей Империи; устранить излишние стеснения печати.) Всего можно было ожидать только не того, что Юльевич будет пожалован в Кесари.
Фактически вся власть сейчас передана в руки Витте, и все теперь зависит от того, как ему угодно {97} будет взглянуть на дело, и какое направление дать разработке намеченных вопросов. Призовут ли к участию в управлении выборных или представителей страны, затянется ли еще туже петля все зависит от Витте... Неужели же этот самый указ сочинялся в Царском и его мудрости изумлялся Муравьев? Впрочем как понимать мудрость! Составлен он так ловко, что его можно повернуть, как угодно. И как никак, но для Витте этот указ не рубль, а миллион...
Жуткий он, все-таки, сейчас человек: у него, кажется только два двигателя: личное честолюбие и личная ненависть к Царю..." (См. прилож. 34).
Из Записной книжки - 15 декабря.
"Как передать впечатления вчерашнего дня... утра и вечера?.. ("Указ" появился утром, Правительственное сообщение - вечером). - On promene des meches enflammees, entre des barils de poudre. Это вызов, брошенный провокаторской рукой, и без последствий это пройти не может!
В Москве невероятное возбуждение. Вчера в Думе заседание не могло состояться из-за колоссального наплыва публики, заполнившей все здание Думы. Шум царил необычайный. Установили барьер для пропуска в залу гласных и представителей печати. Около этого барьера образовалась живая стена, через которую невозможно было пробраться.
К началу заседания в Малом зале собралось 34 гласных, а для открытия заседания нужно было 54 чел. Но ясно было, что, если и соберется законное число гласных, то при создавшихся условиях - занятия немыслимы. Можно без преувеличения сказать, что подобного стечения публики в Думе никогда не было, и кн. Голицын, после совещания с собравшимися гласными, решил объявить заседание несостоявшимся. Несмотря на это, публика долго не верила, что заседания не будет и еще в 71/2 час. громадное {98} количество публики не покидало Думы: среди нее было много учащейся молодежи. И всё это происходило еще до опубликования правительственного сообщения, которое вышло только к вечеру.