«Феодал! – закричал на него патриот, —Знай, что только в народе спасенье!»Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,Так за что ж для меня исключенье?»Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!Править Русью призван только черный народ!То по старой системе всяк равен,А по нашей лишь он полноправен!»21
Тут все подняли крик, словно дернул их бес,Угрожают Потоку бедою.Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс.И что кто-то заеден средою.Меж собой вперерыв, наподобье галчатВсе об общем каком-то о деле кричатИ Потока с язвительным тономНазывают остзейским бароном.22
И подумал Поток: «Уж, Господь борони,Не проснулся ли слишком я рано?Ведь вчера еще, лежа на брюхе, ониОбожали московского хана,А сегодня велят мужика обожать!Мне сдается, такая потребность лежатьТо пред тем, то пред этим на брюхеНа вчерашнем основана духе?»23
В третий входит он дом, и объял его страх:Видит, в длинной палате вонючей,Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,Собралися красавицы кучей.Про какие-то женские споря права,Совершают они, засуча рукава,Пресловутое общее дело:Потрошат чье-то мертвое тело.24
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,А они восклицают ехидно:«Ах, какой он пошляк! как он неразвит!Современности вовсе не видно!»Но Поток говорит, очутясь на дворе:«То ж бывало у нас и на Лысой Горе,Только ведьмы хоть голы и босы,Но, по крайности, есть у них косы!»25
И что видеть и слышать ему довелось:И тот суд, и о боге ученье,И в сиянье мужик, и девицы без кос —Всё приводит его к заключенью:«Много разных бывает на свете чудес!Я не знаю, что значит какой-то прогресс,Но до здравого русского вечаВам еще, государи, далече!»26
И так сделалось гадко и тошно ему,Что он наземь как сноп упадаетИ под слово прогресс, как в чаду и дыму,Лет на двести еще засыпает.Пробужденья его мы теперь подождем;Что, проснувшись, увидит, о том и споем,А покудова он не проспится,Наудачу нам петь не годится.Начало 1871
…Федор Михайлович (Достоевский) прочел «Власа» Некрасова – и как прочел! Зала дрожала от рукоплесканий, когда он кончил чтение. Но публика не хотела еще расстаться с знаменитым чтецом и просила его еще что-нибудь прочесть. Федор Михайлович и на этот раз не заставил себя долго просить; он сам, видимо, был сильно наэлектризован энтузиазмом публики и не ощущал еще усталости. Он прочел маленькую поэму графа А. К. Толстого «Илья Муромец» и при этом очаровал своих слушателей художественною передачею полной эпической простоты воркотни старого, заслуженного киевского богатыря-вельможи, обидевшегося на князя Владимира Красное Солнышко за то, что тот как-то обнес его чарою вина на пиру, покинувшего чрез это его блестящий двор и уезжавшего теперь верхом на своем «чубаром» в свое родное захолустье, чрез дремучий лес. Когда Федор Михайлович читал финальные стихи поэмы:
И старик лицом суровымПросветлел опять,По нутру ему здоровымВоздухом дышать;Снова веет воли дикойНа него простор,И смолой и земляникойПахнет темный бор…