Князь Святослав

Это были типичные аристократы своей страны и своего века. Насмехаясь над верой и церковью, они вовсе не считали себя противниками религии, наоборот, - позиция церкви, каковой она стала к X веку, импонировала им: церковь хоть й вопияла о бедности, угнетении «малых сих», о несправедливости в мире, но она же примиряла со всем этим христиан, обещая воздеяние там - за гробом. Установление «Царства божия» на земле никогда не было реальной целью в христианских государствах. Стало быть, церковь и не думала угрожать ни богатству, ни знатности, ни власти. Однако аристократами типа Калокира и Цимисхия и эта в общем-то антинародная позиция не была целиком приемлема. Им был ненавистен аскетизм, проповедуемый монахами и осуществляемый в быту Никифором. Постоянное напоминание церкви о бренности бытия, о братстве и равенстве хотя бы и перед богом, наконец эти горестные воздыхания о бедствиях и скорбях, на которые обрекало людей земное существование, - всё это, как хочешь, но тревожило покой аристократов, поэтому они охотно прикрывались неоплатонизмом, который закрывал глаза на все социальные бедствия и дерзко уверял всех, что они живут в гармоническом, вполне благоустроенном, мире.

Ортодоксальный конфессионализм смотрел на такие скептические шалости высокородной знати сквозь пальцы. А это позволяло Калокиру и Цимисхию считать душу и совесть вполне устроенной и служебную карьеру ограждённой: всё-таки - не еретики. В совместных секретных словоизлияниях они были предельно откровенны. В нескончаемых беседах, пылких и задушевных, они анализировали всё состояние души, в том числе и дружбу. Дружбы не существует, это только тяга к болтовне и совместной жратве. Многие пострадали из-за дружбы, потеряли честь, богатство, даже жизнь. Следует оберегаться друзей.

И всё-таки тогда не оберегались. Молодость запальчива и многоречива. Поэтому каждый у другого знал не только благородные стороны души, но и все подспудные пороки, все честолюбивые мечты. И оба давали клятву идти к успехам вместе, поддерживать друг друга. Калокир, который сам мечтал о византийском престоле, однако, принимал во внимание обладание Цимисхием военной силой и оружием, смирялся в мечтах пока со второй ролью в государстве и поддерживал друга в его стремлении к трону самоотверженно, искренно и усердно. Цимисхий тоже, в случае удачи, обещал ему вторую роль. Но когда он достиг царского престола, он, сам того не ожидая, стал ловить и уничтожать тех, кто как и он был одержим страстью к славе и жаждой власти.

Теперь они стали его личными врагами. И Калокир изощрённым умом и тонкой интуицией почувствовавший это в друге, ловко увернулся от гибели и спешно принял сторону Святослава, с помощью которого он надеялся достичь уже первого места в Византии, или в худшем случае, стать полным правителем в Херсонесе, пусть под эгидой русского князя. Оттуда он думал вести дальнейшую борьбу за ромейскую корону.

Цимисхий не только знал, но и чувствовал, что Калокир является теперь его первым и самым страшным личным врагом среди других таких же сильных и опасных врагов, как открытые мятежники: брат покойного василевса Лев Фока и его сын Варда Фока, уже захвативший азиатские провинции империи.

При таком стечении обстоятельств невозможно было Цимисхию сейчас разыгрывать перед Калокиром роль василевса, над репрезентативностью которого они сами много в своё время потешались и острили, невозможно было и Калокиру притворяться добродетельным, послушным и угодливым подданным. Поэтому Калокир нисколько не удивился, когда его позвали к василевсу не в тронную залу, а в спальню Феофано, где Цимисхий запросто проводил приятное время. Здесь не было ни церемоний, ни чинопочитания, ни игры в величие.

- Патрикий, - сказал Иоанн, - мы здесь одни и будем говорить по душам. Было бы нас недостойно сейчас притворяться: мне твоим царём, тебе - моим подданным. Поверь мне, ибо сейчас идёт дело не о нашем благородстве, а об обоюдной выгоде. Если ты дашь мне клятву, что будешь служить мне впредь верой и правдой, и докажешь это делом, то есть поможешь или извести или выгнать из наших пределов этого гнусного варвара Святослава, я прощу тебя. Я оставлю под твоим началом Херсонесскую область и даже, при особом твоём усердии, сделаю тебя своим приближенным. И забуду на всю жизнь твоё предательство.

Калокир усмехнулся и ответил с достоинством:

- О каком предательстве идёт речь, Иоанн, когда ты сам предал своего предшественника, умертвив его злодейски, и забрав его жену, узурпировал власть на глазах у знати и народа? Трудно себе представить, чтобы в истории нашего государства свивался такой клубок обоюдных предательств, какие мы имеем за последние десять лет.

Цимисхий махнул рукой, это был знак немедленно замолчать, и сразу повысил тон:

- Разве этого тебе мало? Целая богатая ромейская колония под твоим управлением. Впереди - награды и благоволение государя. Опомнись, патрикий! Годы легкомысленной юности позади у нас.