Князь Святослав

По той суровой тишине, которая царила среди этих некогда цветущих, говорливых и буйных дружинников, охотников до чарок и плясок, и по той готовности принестись в жертву, на которую бездумно обрекали себя женщины, и по тому, наконец, что военачальники избегали в разговорах касаться завтрашнего дня, полные, однако, готовности пасть в бою, князь понял, что это - одержимость отчаяния, а не уверенность в победе, и он решил, что дальнейшее сопротивление бессмысленно.

Только к утру он вернулся в хоромы, куда приказал созвать военачальников. Но ещё на крыльце заметил необычное движение. Служанки бегали по горницам, фигуры их мелькали в освещённых окнах. Предчувствие несчастья охватило князя. Он вошёл в спальню жены. Она металась на кровати без кровинки в лице. Священник Григорий шептал молитвы, стоя в углу перед образом Спасителя. Пахло ладаном и травами, которыми княгиню пользовала знахарка. Князь молча подошёл к ней, склонился и поцеловал её. Князь любил её строгой любовью воина, а теперь она стала ему духовно ближе…

- Зачем ты это скрыла от меня? Разве это дело женское?..

- Не говори так, - ответила она. - Вас было недостаточно. Не сидеть же нам сложа руки, когда мужья погибают. Да в бой пошли все жены дружинников. Ты прости меня, что я это сделала без спроса. Но мне бог велел.

- Как это он мог велеть? Какой жестокий к тебе бог?

- Ты не знаешь его благости. В этом и есть моё главное горе. Я скоро умру. Может быть, сегодня же. У меня проткнут живот. Я сражалась в задних рядах. Когда передние изнемогли и их порубили, я выдвинулась вперёд. И крикнула: «Смерть вам!» Я забылась и крикнула на своём языке. Тогда ромейские воины загалдели: «Хватайте её! Хватайте живьём, это - ведьма! «Ах так! - вскричала я и бросилась на них. Рядом дружинник меня защищал, но я хотела защищаться сама. Меч ромейца проткнул мне нутро… Я истекаю кровью… Крестись и увидимся на том свете…

Князь видел, как у него на глазах расползалось кровавое пятно на одеяле, которым была прикрыта княгиня. Он приник к ней и замер.

- Последняя моя просьба - крестись… и мы будем вместе на том свете… Матушка твоя Ольга, ты и я. И тебе будет легко умирать, как и мне… Здесь на земле мы временные гости. Умирать всем придётся. Запомни, ромейский царь победит тебя. Если не победит, то перехитрит, очень ты прост и доверчив. Я знаю хитрость ромейских царей. Нет никого на земле хитрее их.

Святослав молчал, потрясённый жестокой правдой её слов. Она коснулась его руки холодными губами и добавила:

- Старый Свенельд давно бы крестился, да тоже стесняется дружины… А сына крестил, что у древлян воеводит. Он сам мне говорил об этом не раз. Свенельд мудр, он много государств посетил и лучше нашей веры не нашёл, хоть и остался язычником ради тебя. Да ты и сам видишь - лучше её нет, нашей веры. Ты не боишься угроз врага, а перед насмешками языческой дружины пасуешь. Дай мне обещанье, что после того, как я умру, станешь христианином… И я уйду в тот мир спокойно.

Он сказал:

- Если цел и жив останусь, то уеду в Киев, крещусь и крещу дружину. Григорий мне в этом поможет.

- И ещё тебе совет. Калокира надо остерегаться. Ох, уж эти честолюбивые вельможи… От них все беды. Вечно добиваются славы и власти… А ценна в мире только власть добра и любви. Дай я тебя поцелую…

Превозмогая боль, она поцеловала его. Потом смотрела на него жадно, умилённо.

- Тебе не страшно? - прошептал он.

- Ты язычник и не понимаешь состояния моей души. Я умираю счастливой, потому что ты дал мне слово креститься. Ты никогда не нарушал слова, как истинный рыцарь. Я счастлива, что встречусь с тобою там, на небе. И тебе уже не будет стыдно, что ты язычник и имел много жён, как все язычники. И твои жены не смогут попасть в рай, а мы будем вместе…

Вдруг она содрогнулась, вскрикнула и указала глазами на священника с дароносицей, караулящего отход её в горний мир.

Святослав, скрывая слезы, удалился. Он вышел на берег Дуная и велел принести себе птицу разных пород. Он разрезал их и бросал в тёмные воды Дуная, желая умилостивить Перуна и вернуть силу и мужество своему войску и здоровье своей жене Ирине. Потом он пошёл вдоль берега, на котором дружинники-христиане хоронили своих родных. Он там встретил и Улеба, копающего могилу своей жене Роксолане. Он хоронил её по-христианскому обряду, зарывал в землю головою на восток. Отец Григорий читал молитву. Святослав остановился в отдалении и наблюдал эту картину, знакомую по погребению своей матери. Улеб поцеловал Роксолану в лоб и стал опускать тело, облечённое в одежду воина, в землю. Потом он закопал могилу и поставил на ней крест, выделанный из ветхих досок.

- Аминь! - сказал Григорий тихо и перекрестился.

Он увидел Святослава, который сказал:

- Много русских косточек полегло в землю на берегах Дуная…

- Мир её праху, - произнёс Григорий. - На том свете увидятся… «Род уходит, и род приходит, а Земля остаётся навек»[3]

А Улеб, облокотясь на меч, беззвучно плакал.

- Блаженны плачущие, ибо они утешутся, - сказал еле слышно Григорий, и благословил могилку широким крестом…