Князь Святослав II

Присев на постель, Гертруда принялась разглядывать себя в зеркало, а девичьи руки в это время заплетали ей косу.

- Как у вас это было? - вдруг спросила Эльжбета.

- О! По-всякому! - засмеялась Гертруда.

- И даже так, как запрещают священники?

- Но я не знаю, что именно они запрещают.

- Неправда.

- Клянусь тебе…

- Не верю, тетечка.

Эльжбета даже слегка дернула княгиню за косу.

- Перестань, негодница! - голос Гертруды стал строг. - Мне известно, что церковь запрещает отношения в постели между двумя мужчинами и двумя женщинами, но мы-то с Людеком разнополые.

- Церковь так же не допускает таких отношений женщины с мужчиной, какие изображены на старинной греческой вазе, что стоит в зале с грифонами, - сказала Эльжбета, укладывая венцом косу госпожи. - Подай мне заколку, тетечка, а то я не дотянусь.

- Интересно, что же там изображено? - спросила Гертруда, подавая служанке через плечо серебряную заколку, взятую со стола.

- Мне неудобно об этом рассказывать, - замялась Эльжбета.

- Какие могут быть тайны между двумя близкими женщинами? - смеясь, спросила Гертруда.

- Ну так и быть, - решилась Эльжбета и принялась описывать увиденные ею интимные сцены на древней вазе.

Гертруда изредка вставляла удивленное «о!» или «ах!»

- Говорят, что греки и в нынешние времена допускают подобное между супругами, а между любовниками и подавно, - заметила в заключение Эльжбета.

На вопрос служанки, о чем думает ее госпожа, Гертруда нетерпеливо ответила:

- Помоги мне одеться, голубушка. И довольно об этом! За обедом княгиня с пренебрежительным равнодушием выслушала реплику Изяслава по поводу того, что она «вырядилась как павлин, в то время как жены многих дружинников облеклись в траур».

- Но ведь мой супруг не погиб в сражении, - возразила княгиня.

- Да, я не погиб, - мрачно заявил Изяслав, - но поражение довлеет над всеми нами.

Князь опять много пил и ругался, поминая скверными словами братьев, половецких ханов, печерскую братию и свою больную ногу.

Устав от мужской брани, Гертруда раньше времени поднялась из-за стола. Ей очень хотелось увидеться с Людеком, которого она почему-то не встретила в трапезной и для которого столь красиво оделась. Блуждая по дворцу, княгиня наконец очутилась в зале, где пол был выложен разноцветными камешками, а стены расписаны чудовищными животными - грифонами. Вдоль стен стояли каменные сиденья, по углам на мраморных подставках возвышались большие греческие вазы, привезенные Владимиром Святым из таврического Херсонеса.

Гертруда отыскала ту вазу, о которой ей рассказывала утром Эльжбета, и стала внимательно изучать украшавшие ее рисунки. Еще несколько дней назад сюжет откровенно греховного содержания возмутил бы добропорядочную христианку Гертруду, но после бурной ночи, проведенной с Людеком, княгиня смотрела на это уже другими глазами и ее нисколько не коробила подобная откровенность в отношениях мужчин и женщин.

«Русичи правы, говоря: кто отведает овса, тот не захочет мякины», - с усмешкой подумала Гертруда.

К честолюбивым замыслам княгиню вновь вернул Коснячко, который пришел во дворец к Изяславу, но застал того пьяным и потому обратился за советом к Гертруде. Она изобразила радость от встречи с воеводой: демонстративно отложила в сторону шитье, каким была занята, и выставила за дверь служанок, оставшись с Коснячко с глазу на глаз.

Княгиня была в длинном зеленом платье из мухояра[106], зауженном в талии, с облегающими рукавами, что еще больше подчеркивало соблазнительную выпуклость ее груди. На голове у нее была шелковая накидка с блестками и тонкий обруч, удерживающий ее. Гертруда сидела в широком кресле, поставив ноги в изящных кожаных башмачках на низенькую скамеечку, немного вполоборота к гостю.

Приветливость Гертруды, обычно не жаловавшей его, слегка смутила воеводу.

- Заводилы из ремесленных братчин нынче утром вломились в мой дом, - сказал Коснячко, делая акцент на слове «вломились». - Они требовали разъяснений, мол, что намерен делать великий князь, дабы отразить половцев от Киева. Половецкие всадники замечены уже у Васильева. Изяслав велел мне собирать пеший полк, но… народ так озлоблен против князя за его поддержку резоимщиков[107], что я опасаюсь, как бы людишки меньшие не повернули оружие против нас.

Спокойствие княгини привело трусоватого Коснячко в некоторую оторопь.

Гертруда глядела на него, склонив голову набок, и улыбалась.

- Неужто черные людишки напугали тебя, воевода? Коснячко попробовал усмехнуться, но вместо этого у него на лице появилась какая-то неопределенная гримаса.

«Хорошо ей улыбаться, сидя во дворце за каменными стенами в окружении младшей дружины и польских мечников! А у меня всего и защитников - три десятка гридней, остальные полегли на Альте. Коль народ разъярится, то разнесет мой дом по бревнышку!» - думал воевода.