Князь Святослав II

На одном из таких советов присутствовали Олег и Роман.

Роман не выдержал:

- Поганые-то уйдут, но оставят после себя пепелища. Где смерды зимовать будут? Об этом вы подумали, бояре?

- Что предлагаешь? - спросил Святослав.

- Идти вперед и бить поганых там, где встретим! - ответил Роман, воинственно сдвинув брови.

- Может, ты еще и дружину возглавишь? - съязвил Святослав. - Ты хоть ведаешь, сколь войска у ханов? Храбрость без ума - дырявая сума!

- Доверишь - возглавлю! - запальчиво воскликнул Роман. - Не думаю, чтобы полки поганские всем скопом двигались, наверняка рассеялись они, земли наши грабя, а по частям я их и с малой дружиной разобью! Дай мне пятьсот воинов, отец!

Бояре только усмехались в бороды. Они не сердились на Романа, ибо знали: младень - огонь!

Святослав досадливо махнул на сына рукой: сядь!

- Два, ну три полка половецких разобьешь, княжич, - наставительно заговорил Веремуд, - а остальные окружат твою дружину, как волки лося, и поминай всех святых. Полетит твоя красивая головушка на сырую землю.

- Моя не полетит! - дерзко бросил Роман и сел на скамью. Вместе с черниговскими боярами теперь на княжеских советах сидели и бояре киевские, а собралось их в Чернигове больше двадцати человек. Ждали, когда Святослав поведет их на Киев, чтоб у них появилась возможность посчитаться с киевской чернью за все унижения. На советах киевские вельможи больше молчали, а если и высказывались, то молвили гладко, не переча князю, не споря с черниговскими мужами. Видно было, что приглядываются киевляне к новой обстановке, стараются понять, кто здесь над кем верх держит: князь над дружиной, дружина над князем.

Воевода Коснячко привез с собой в Чернигов и княжича Бориса.

Сын покойной Эмнильды жил во дворце Изяслава. А когда началась смута в Киеве, про него забыли. И если о малолетних Ростиславичах заботился митрополит Георгий, на попеченье которому они были отданы Изяславом подальше от мстительной Гертруды, то за Борисом до поры до времени приглядывал сам Изяслав, приставив к нему грамотного поляка. Поляк обучал Бориса латыни, помимо этого княжич посещал греческую школу на митрополичьем подворье. Борис любил лошадей и часто бегал на княжескую конюшню, помогал конюхам поить коней, чистить, расчесывать гривы. Там и отыскал княжича Коснячко, собираясь бежать из Киева.

Святослав радушно встретил своего племянника, подарил ему новую одежду и красивые красные сапоги. Поселили Бориса в одной светелке с Ярославом. Воспитатели Ярослава стали воспитателями и его двоюродного брата, который был всего на год старше.

Однако пятнадцатилетний Борис выглядел гораздо взрослее своих лет. Он держался на редкость уверенно, где бы ни находился: в обществе ли мужчин, женщин или сверстников. Борис прекрасно знал греческий и немецкий, неплохо владел латынью, разбирался в Ветхом и Новом заветах, знал наизусть много священных текстов и псалмов. Его любимым героем был ветхозаветный Давид, и княжич не скрывал, что желал бы походить на него.

Борис скоро подружился с Олегом и Романом, полностью разделяя их воинственные замыслы. Ах, если бы Святослав доверил им хотя бы младшую дружину! Часто, сидя втроем, княжичи с горящими глазами мечтали о том, как они во главе конных полков громят половецкие полчища!

Ода сразу почувствовала в пылком юноше натуру незаурядную, ум глубокий и природную мужественность. Суждения Бориса о многих вещах заставляли Оду задумываться, ибо они шли вразрез с общепринятой моралью. После раздумий княгиня не могла не согласиться с Борисом, но с большой оговоркой.

- В том-то все дело! - сказал Борис во время одной из бесед с Одой. - Оговорка подспудно присутствует в речах и делах всех людей во все времена, а в делах и помыслах князей и иерархов Церкви - подавно! В ней суть человеческой природы - в оговорке. Сколько грехов совершено было и будет на земле с обещанием искупить грех в будущем, на какие только злодейства не идет человек, оправдывая себя в душе тем, что он мстит за подобное же злодейство либо восстанавливает попранную справедливость. Людям легче живется с оговоркой, с нею легче грешить и замаливать грехи. Между тем само понятие греха - ведь тоже своего рода оговорка для церковников, все существование которых в конечном счете сводится к отпущению грехов людских и служению обожествленному Иисусу, распятому опять-таки за грехи людские. Так и хочется вымолвить: не будь греха - не было бы и Церкви.

Ода с изумлением глядела на Бориса, который сидел перед ней на низкой скамеечке, прислонясь широкой спиной к теплой печи и обхватив могучими руками колени. В его больших серых глазах был вызов, словно он в свои пятнадцать лет разгадал тайну устройства мира и теперь, зная истину, смело делился ею со всяким страждущим знания. Но Борис не красовался перед теткой своей начитанностью. Он делился с нею своими мыслями, не пытаясь заставлять ее стать на его путь миропонимания.

Борис частенько садился так, чтобы смотреть на тетку снизу вверх, и это было приятно Оде. Однажды он признался, почему так делает.