Князь Святослав II

В этот поздний час Изяслав увидел Илариона тоже стоящим на коленях перед образами, кладущим поклоны и шепчущим молитвы. Гнев на какое-то время взял верх в Изяславе над богобоязненностью, поэтому вид коленопреклоненного старца в грубой черной рясе вызвал у князя лишь усмешку.

- Ниже кланяйся, отче! Неча спину-то жалеть, чай, сено днем не метал и тяжелей нательного креста ничего на себе не носил, - язвительно проговорил Изяслав, стоя позади священника, склонив голову в низком помещении и уперев одну руку в потолочную балку. - Да лбом-то по полу постучи, чтоб бесов отогнать, кои на тебя из всех углов таращатся и смеются! Чего ж не спится-то тебе, отче? Иль грехи спать не дают?

Старческая рука, занесенная для крестного знамения, застыла в воздухе после первых же слов князя, молитва смолкла. Согбенный вид инока, полный смиренья и покорности, казалось, он только ждал, когда Изяслав умолкнет, чтобы дальше продолжить молитву.

Не слыша ответных слов, Изяслав заговорил резче:

- Ты что же это, баран христовый, в тереме у меня исповедальню устроил! Ладаном все провонял, заупокойных свечей везде понаставил. Своевольничаешь! Думаешь, я в Киеве, так ты здесь хозяин? Отвечай!

Священник медленно встал с колен и повернулся к Изяславу. По его глазам, спрятавшимся в морщинах, было видно, что он не испугался.

Тихим и спокойным был голос Илариона:

- В грехе погряз ты, княже. Прелюбодействуешь при живой супруге, завет христианский нарушаешь. Не к лицу сие даже смерду, а великому князю и подавно.

Говоря это, Иларион глядел прямо в глаза Изяславу, хотя видел в них только гнев.

Изяслав угрожающе шагнул вперед.

- От Эмнильды все выведал?

- Не выведывал я, - с достоинством возразил Иларион, - исповедовалась она мне, как сын ее занедужил.

- Так ты за упокой Бориса поклоны тут бьешь? - зло прищурился Изяслав.

- Не за упокой, княже, а за отпущение грехов твоих и Эмнильды, - ответил Иларион,'- ибо сказано в Священном Писании…

- Погоди с Писанием, отче, - прервал Илариона Изяслав, - про него опосля потолкуем. Сначала скажи, что тебе наговорила Эмнильда.

Иларион осуждающе посмотрел на Изяслава.

- Сказано ею было то, о чем ты, княже, и сам доподлинно ведаешь, ибо участвовал в грехе том не единожды.

- Кто еще об этом ведает?

- Окромя меня никто, княже.

- Исповедовал ты княгиню в тереме иль в храме?

- В храме, в субботу четвертой седьмицы Великого Поста.

Изяслав замолчал, обдумывая что-то.

Тут в дверях появилась ключница. Видя, что князь занят беседой со святым отцом, она хотела было исчезнуть, чтобы не мешать. Однако Изяслав заметил ее и велел войти.

Ключница повиновалась.

- Готово ли угощенье? - спросил Изяслав.

- Готово, князь-батюшка, - с поклоном ответила ключница.

Эту женщину, холопскую дочь, Изяславу подыскал воевода Коснячко с тем, чтобы она, имея ключи от дверей и распоряжаясь челядью, сводила князя и его возлюбленную незаметно для посторонних глаз. С делом своим ключница справлялась: Изяслав был доволен. Вот и сейчас ее появление немного остудило его гнев.

- Любо, Власта, - сказал Изяслав. - Ступай. Сама прислужишь мне за столом.

Власта опять поклонилась и ушла.

Сев трапезничать, Изяслав принялся выведывать у Власты, что ей известно о хвори Бориса, исповеди Эмнильды, о том, как водворился в тереме пресвитер вышгородской Богородицкой церкви Иларион.

Ключница поведала все, что знала, без утайки.

- В прошлый понедельник княжич вдруг не вышел к обеду, хотя с утра был резв и весел. Я спросила госпожу про него. Госпожа ответила, что неможется Борису, прилег он ненадолго. Да только с того самого дня Бориска больше не вставал. На другой день позвали лекаря, что у рынка живет. Осмотрел он княжича и говорит, мол, крапивница у него, ничего страшного. Травы какой-то оставил и ушел. Я тогда еще сказала госпоже, что не крапивница это, от крапивницы по всему телу идут красные пятна и сильный зуд, а у княжича зуда никакого не было и кожа покраснела не пятнами, а сплошь. Снова позвали лекаря, потом знахаря Зашибу позвали. Шамкал-шамкал беззубый Зашиба да так ничего и не нашамкал, а я его, ирода, еще двумя гривнами одарила.

Лекарь еще несколько раз приходил, травы приносил, велел Бориску медом поить, чесноком натирать, а когда ничего не помогло, заявил, что хворь эта насланная свыше, коли врачеванию не поддается. Госпожа как услыхала об этом, так и в слезы да в тот же день исповедаться побежала. Назад вернулась не одна, а с отцом Иларионом. Всю ноченьку они молились, сатану отгоняли. Иларион спаленку княжича святой водицей обрызгал, а в изголовье икону поставил для оберега.

- Ко мне в Киев гонца послать не могли? - промолвил Изяслав и выругался.

Власта вздрогнула и жалобно простонала:

- Так ведь отец Иларион запретил гонца в Киев-то слать.

- Ах, змей! - вырвалось у Изяслава.