Князь тайги (СИ)

— Что? — я наклонилась к нему, силясь расслышать. — Тихо все! — рявкнула я, потом что Аркудов начал что-то мне говорить, а рация издала короткий душераздирающий писк.

— Тихо! Что?..

Слов я не разбирала, но Роман открыл глаза.

— Мы вернулись, все живы, — сказала я. — Кто на тебя напал, ты видел?

Роман несколько раз тяжело вздохнул. Мимимишик бросил рацию, повернулся к нам, сдвинув брови.

— ...еть. — Рука Романа дернулась, он хотел указать на что -то, но сил не хватило, губы шевелились отчетливо, но я не умела читать по губам. — Про. еть.

Глава тринадцатая

Не то чтобы я была из тех, кому любое слово, будь оно сказано оценочно и в отношении текущей ситуации, слышится личным оскорблением, которое смыть можно лишь кровью. Кроме того, я могла и ослышаться. Но — просто.

Роман скривил губы.

— Вода. — он опять шевельнул рукой. — Идиоты.

Просто — да. Так тоже бывает. Я согласилась с едва расслышанными словами, и неважно было, к чему они произнесены.

Вода у меня осталась. На самом донышке, я сберегла, понимая, что наступит какой-нибудь крайний случай, и надеясь, как дурочка в кинофильме, что это предосторожность и непременно придет герой тогда, когда иного выхода у сценариста по имени «реальная жизнь» не останется. Такой бог из машины, рояль в кустах. Я требовательно протянула руку к своему рюкзаку, и Милена, сидевшая ближе всех, даже не пошевелилась. Я с досадой закусила губу. Ей становится хуже, она из нас будет первая. Роман на очереди, второй, но как знать, какие сюрпризы нам приготовлены.

— Рюкзак дай, Игорь, — приказала я. Мимимишик все сидел, повернувшись к нам, и я заметила, как и его лицо пошло красными температурными пятнами. Черт, из нас он лучше всех понимал, как и что делать, и если свалится он — конец станет неотвратимым.

Он и так неотвратим, скорее всего.

Аркудов перегнулся через Милену и передал мне рюкзак. Рация снова затрещала, но как -то коротко и малообещающе. Мимимишик тихо выругался. Я достала бутылку, открутив крышку, вручила Роману. К моему удивлению, у него появились силы взять ее самостоятельно, и это был, конечно, прекрасный знак.

— Вода, — настойчиво повторил он, возвращая мне бутылку. — Со... соберите воду, тупари. Живо.

Я цепко сжала опустевшую бутылку и перевела взгляд на Мимимишика. «Еды нет, воды нет», — обреченно сказал он в тот момент, когда за окном лило как из ведра.

Я понимала — у него тоже стресс. Милена безразлична ему, но есть простое сочувствие. Она потрепала ему и всем нам нервы, но теперь она заболевает, а он не способен ей чем -то помочь. Мимимишик тут не один, есть я, есть Аркудов, Милену я сбросила со счетов, но все равно: это было смешно — до истерики. Мы действительно бесконечно тупые.

— Дианочка? Ты чего? — расслышала я сквозь свой отрывистый, нездоровый, напряженный и нервный хохот. Стресс у всех проявляется очень по-разному. — У тебя крыша едет, Дианочка? Только этого нам еще не хватало, але!

Я размахнулась и запустила в него бутылкой. Слезы текли из глаз, резало и без того скрученный спазмами живот, и где-то в глубине сознания родилась мысль, что смех — худший вид всех истерик. Я не знала, так это или нет, но собственное состояние меня не обманывало. Мне сейчас было так плохо, что даже почти хорошо.

Из-за слез я все равно ничего не видела, и кто был автором пощечины, не сильной, но довольно обидной, такой, что я моментально заткнулась, я сразу не поняла.

— Есть еще емкости? — уже связно спросил Роман, внимательно на меня глядя. Я ему мешала, он попытался сесть, с первого раза не вышло, он сделал еще одну попытку, а я смотрела — притворяется, нет? Знать бы, как люди умеют актерствовать и как их на этом ловить. — Что с тарой?

— Пару бутылок найдем, — с азартом отозвался Аркудов, чем вызвал у меня новый истерический смешок, и Роман зачем-то потер руки. Вошел во вкус, и я тоже потерла пострадавшую щеку. — Прости, Дианочка, но от кого-то ты должна была наконец выхватить.

Мне никогда не нравилось резкое изменение планов и настроение людей без причины. То, что все вроде плохо и денег нет, как и перспектив, а потом вдруг лотерейный билет превращает проблемы в затраты — одно. Другое, когда ты пытаешься уцепиться за тонкий лед. Это не выход, это агония.

Аркудов зажал мою пустую бутылку меж колен, вынул из рюкзака дорогущую эко -кружку с герметичной крышкой. Отличный аксессуар, у меня такой тоже имелся.

— Еще есть?

— У Люськи сок был, посмотрите в сумке.

Аркудов с энтузиазмом подхватил рюкзачок Милены — трансформер, грошовая реплика известного бренда, еще новая, потерявшая форму с первых дней, — но, дернув молнию, застеснялся шарить и передал рюкзачок мне. Я никаких угрызений совести не испытывала, расстегнула молнию и сразу нащупала пластик. Детский сок, концентрат и сахар, недопитый, я потрясла бутылочку — оставалось на донышке, но я протянула ее Аркудову.

— Дай ей допить. Ей сейчас нужно сладкое.

— Что с тобой, Дианочка? — округлил он глаза. — Заразилась человеколюбием?

— Нет, это здравый смысл, Аркудов. Такая штука врожденная, как слух, например. Тебе незнакомо.