Оживленные сбежавшимся народом для приветствий своей обожаемой монархини берега, на которых то и дело попадались богатые селения, красивые дачи, поля, засеянные пшеницею, пастбища, наполненные стадами, указывали на несомненное благосостояние жителей.
Императрица была в самом лучшем настроении духа.
Она воочию убедилась, что все наговоры врагов ее знаменитого избранника и ученика были черной клеветою.
Положительным триумфатором ехал на «Буге» сам «маг и волшебник» Потемкин.
Он совершенно переродился.
Во время остановки в Киеве на него было нашла обычная хандра.
На этот раз припадок его был страшен и продолжителен.
Он уехал из дворца и нашел себе временный приют под тихою сенью Печерского монастыря.
Здесь, в обширной келье, немытый, нечесанный, в одном халате, без всяких признаков белья, лежал он на низенькой койке, окруженный толпою льстецов, жаждавших милостей.
Суровый, грубый, он не стеснялся в обращении с этой толпой.
Даже относительно таких лиц, как граф Румянцев-Задунайский, он оказывал полное пренебрежение.
Ему было не до них, ни до устроенного им грандиозного шествия по России императрицы, ни до самой императрицы.
Картины далекого прошлого неотступно стояли перед духовным взором несчастного «баловня счастья» и за возвращение хотя на мгновение пережитых им сладких минут свиданья с княжною Несвицкою в доме графини Нелидовой он готов был отдать свое могущество, власть, свое историческое имя и целый рой окружавших его красавиц.
Но, увы, прошлое было невозвратимо.
Оно дразнило его из своего заманчивого далека и указывало, что его могущество имеет границы.
Это доводило его до бешенства — он рвался и метался и как буря налетал на окружающих.
Все кругом трепетало.
«Светлейший хандрит» — это была одна из самых страшных фраз того времени.
Хандра прошла только за несколько дней перед отъездом из Киева, и ею, по счастью, не омрачилось ни на один день дальнейшее путешествие.
В особенно населенных местах путники останавливались и выходили на берег.
Торжественная встреча ликующего, одетого в праздничные платья народа, пальба из пушек и фейерверки ознаменовывали эти кратковременные остановки.
Что бы ни писали современники, а за ними и потомки, о будто бы непроизводительно истраченных громадных суммах на это путешествие государыни, тяжелым бременем упавших на состояние русских финансов, путешествие это несомненно послужило ко благу всех губерний и областей, через которые проезжала императрица, потому что обогатило их. Оно показало, насколько эти земли плодородны по самой природе своей и как мало нуждаются в обработке. Наконец, оно обратило внимание правительства на новоприобретенные земли, ободрило жителей и, так сказать, подготовило то блистательное и непоколебимое положение, которым эти страны пользуются в настоящее время.
Путешественники приближались к месту, где должна была состояться встреча русской императрицы с облагодетельствованным ею польским королем Станиславом-Августом Понятовским.
XX. Путь в Византию
В Каневе государыня пробыла менее суток.
Встреча ее с польским королем Станиславом-Августом Понятовским состоялась по заранее установленному церемониалу.
Современники отметили одну подробность, относящуюся к Потемкину.
При встрече с королем князь поцеловал у него руку.
Объяснялось это тем, что будто бы у светлейшего было желание получить польскую корону, а по польским законам королем мог быть гражданин и подданный этого государства.
Целованием королевской руки Григорий Александрович торжественно засвидетельствовал свои чувства к Польше.
Императрица приняла короля очень любезно, хотя и спешно, так как австрийский посланник торопил государыню, заявляя, что его император уже выехал из Леопольдштата.
Императрица и без того опоздала к назначенному времени свидания.
Польский король, впрочем, был очень доволен и расстался с Потемкиным в самых дружеских отношениях.
Императрица после свидания послала королю орден Святого Андрея Первозванного.
Этот орден получил и король шведский в бытность свою в Петербурге.
От Канева берега Днепра становятся дики и скалисты. Русло реки невозможно было совершенно освободить от множества подводных камней, и некоторые из них там и сям еще торчали из воды.
С величайшею осторожностью плыли между ними суда императорской флотилии.
Утро 5 мая было великолепно, но с полудня небо стало покрываться тучами, которые делались все чернее и чернее, подул сильный ветер и волны сердито бурлили и с силою разбивались о борта галер, сильно накреняя их то в ту, то в другую сторону.
Гребцы выбивались из сил, чтобы поскорее выбраться из опасного места, но усилия их оставались тщетными. С минуты на минуту усиливавшийся ветер, дувший навстречу судам, мешал им подвигаться вперед.
Гребцами овладел ужас, который скоро сообщился и всем путешественникам.
Одна императрица была спокойна.
Наконец разразилась настоящая буря. Ветер злобно завывал между ущельями береговых скал.
Галеры как щепки бросало из стороны в сторону, грозя ежеминутно разбить в дребезги о подводные камни.
На судах, следовавших за императорскими, наступила общая паника.