Князь тьмы по призванию! (СИ)

Улица, фонари, подворотни, крыши, запихнув кепку за шиворот рубахи, я не бежал, а прыгал, чуть ли не летел над крышами. Сегодня погода благоволила нам. Ночь оказалась облачной, темной, и в пробежках по крыше обнаружить меня могла лишь треклятая белая рубаха. В прочем, я перемещался на скорости, за которой даже вампирша в своей бесплотной форме поспеть не могла. Приходилось даже ждать. Обычным людям разглядеть меня то же, что увидеть проблеск фонаря, мелькнувшего на фоне поднимающегося в ночное небо дыма. Прогулка по городу, легкотня. Сложности должны были начаться на подступах к академии. Так я считал, но тоннели, перекрытые известной Шалли магией, проходили далеко от защитных магических плетений Латимор, способных поднять тревогу. Да и вампирша прекрасно знала абсолютно все тонкости сигналок, а так же план с местом нахождения простых и громких ловушек. Апостолы действовали самоуверенно, но не глупо. Их титулы, связь, что была выше связи простых «друзей», давала кое-какие гарантии, что не работали после смерти и обращения в нежить.

По периметру вдоль Латимор, мы подошли к старым кварталам города, с района которых на возвышенности виднелся академический забор. Там я и заметил стоячего трупа. Выглядел он как человек, в ночи даже кожа его казалась вполне себе здорового цвета, только губы чутка посинели. Оглядевшись, Шалли четыре раза топнула ногой, что-то прошептала, и, о чудо, земля в метре от нас просела, открыв ступеньки и мрачное, неосвещенное подземелье впереди. Идти туда — значило идти во тьму без света.

— Первые пять ступенек нужно обойти. — Подойдя к входу с боку, спрыгивает на лестницу вампирша. Вот бля, прикольная ловушка, не попасть в неё можно разве что случайно. Вряд ли кто-то добровольно может проявить инициативу взять и спрыгнуть во мрак, желая переломать себе ноги или заработать растяжение. Повторяю за первопроходчицей, захожу и спускаюсь с её стороны. Переживать о зрении пришлось не долго. Около десятка секунд в полной слепоте, и тут всё вокруг начинает играть старыми красками. Такими, какими я видел мир при привычном свете.

— О, Дьябло, ваши глаза так прекрасны… — Простонала обнимающая себя, таращащаяся на меня извращенка. — В этой кромешной тьме они горят словно пламя инферно, я могла бы наслаждаться их красотою вечно!

Реально на голову больная. Демоница, хули…

— Потом полюбуешься, веди.

— Я запомню ваше обещание, Князь Дьябло, и не думайте, что я забуду! — Виляя задницей, Шалли начинает изменять своё тело. Сотворяет некое заклятье. Из позвоночника её, сквозь мелкое отверстие в латексе, вылезает хвост с острым наконечником. Из спины, так же через едва заметные прорези, просачиваются перепончатые крылья. Лишь лоб, всё так же без рогов, да и кожа всё так же бледная. — Теперь, двадцать секунд не дышать… — Говорит вампирша и, сделав следующий шаг, словно заставляет пространство впереди колыхнуться. Послушно исполняя, так же прохожу вперёд. Ещё одна очень простая ловушка, да только, если ты идиот в магии как я, не попасть в неё — задачка со звёздочкой.

Где-то в конце коридора послышался выкрик, тяжёлый, истошный. мужской. Переглянувшись с вампиршей, получаю сигнал «можно» и тут же с места рвусь вперёд. Тоннель закруглялся, постепенно, преодолевая его, вижу свет, тени, слышу не только мужское беспомощное мычание, но и плач, множественный, женский. Ещё не опоздал, ещё успею!

Сильнейшим ударом, как хоккеист влетает в борт площадки, не вхожу в поворот и впечатываюсь в стену. Камни, пыль, факел, на который я налетел, припаливает мне одежду. Во мне просыпается тяга к насилию, вижу нелицеприятную картину и ощущаю как зверею, как сила начинает наполнять моё тело. Окружив бедную, беззащитную, связанную девушку с заплаканными глазами, разбитым лицом, стоят три десятка оголённых по пояс ублюдков. У ног их, сопя, глядя на родную, любимую, пуская слёзы, сопли, лежат старик, старуха, два молодых мужчины и три, таких же голых, избитых и беспомощных девушки.

Разум мой помутился, тело вспомнило просьбу о том, что я должен придать их суду, не убить, а взять живыми и передать. Неужели это был приказ? Ария… что ты наделала, неужели… Нет, нихуя.

Милосердие? Они не заслужили милосердия!

Одежда, как молочная плева лопается, лоскутами повисая на увеличившимся в размерах телом. Руки разрывают рукава, ботинки лопаются и даже исподнее рвётся на лоскуты.

— П-п-получилось? — Со спущенными штанами спрашивает у подельника один из культистов, с ублюдским капюшоном на голове.

— Это… Не Агония, мы… Мы призвали не того. — Делает шаг назад тот, у кого спрашивали.