Князь тумана

Перечитав эти строки, он остался ими чрезвычайно доволен. Из них следовало, что он человек дела, а не какой-нибудь пустозвон. Пускай и в высших сферах знают, что в ожидании аудиенции Лернер не бил баклуши и при своем плотном деловом графике с трудом урвал время для подготовки реферата, что тоже не вредно лишний раз подчеркнуть.

"Что касается формы изложения, я вынужден полагаться на снисходительность высокочтимого собрания. Хотя должен заметить, что сообщаемые мною факты и приводимые цифры опираются на четырехлетние труды… — Или написать лучше "многолетние"? И то и другое не соответствовало истине, но "много" звучит гораздо солиднее и в то же время не так определенно, как принятая после совещания с госпожой Ганхауз цифра "четыре". — …многолетние серьезные труды, посвященные изучению данного предмета, и потому могу со спокойной совестью поручиться за точность по каждому пункту предлагаемого доклада. "Германские экономические интересы на острове Медвежьем" — название доклада звучит, казалось бы, несколько смело… — Нет, это надо сразу же вычеркнуть! Не надо внушать публике критические настроения! — …Звучит гордо! Однако я льщу себя надеждой, что к концу доклада сумею убедить всех вас, что речь идет о существенных интересах Германии в европейской части Ледовитого океана и что в настоящий момент, когда в области научных исследований сделано почти все возможное, первостепенное значение приобретает вопрос о хозяйственном использовании имеющихся там ресурсов. Поэтому пришло время, когда Германскому колониальному обществу пора внести этот пункт в повестку дня… — Не слишком ли это будет похоже на назойливый совет? Не слишком ли грубо сказано? Наверное, такому господину следует "предложить к рассмотрению" или "предоставить на милостивое усмотрение" — одним словом, рассыпаться в почтительных словесах, которые обеспечили бы герцогу возможность достойного отступления, не вынуждая его говорить "да" или "нет"? Ладно, этот пассаж мы пригладим, подпустим елея, однако так, чтобы не слишком ослабить смысл своего обращения. — Следует учитывать, что особые политические условия, сложившиеся в землях Европейского Заполярья, позволяют любой заинтересованной стране (здесь имелась в виду Россия, представленная капитаном Абакой) развернуть энергичную агитационную кампанию, направленную на то, чтобы подтолкнуть свое правительство к полной или частичной аннексии той или иной территории. Однако наиболее эффективными с точки зрения последующего принятия политических решений, не исключающих в дальнейшем присоединение данной территории, могут стать не политические действия, а действия экономического характера, подкрепленные возведением соответствующих сооружений… — "соответствующие сооружения" из письма рейхсканцлера с некоторых пор заняли прочное место в лексиконе Лернера, — обладающих проверенной рентабельностью. — Дескать, не бойтесь, господа политические деятели! Вы получите этого жирного гуся готовеньким, другие его для вас откормят. Сила этого аргумента не вызывала сомнений у госпожи Ганхауз, она была уверена, что это убедит герцога, то же самое внушал Лернеру, лежа на оттоманке, Шолто Дуглас, сопровождая свои слова вялыми мановениями расслабленной руки. — Здесь больше, чем где бы то ни было, действует принцип: сперва купец, за ним и флаг! Но я бы к этому еще прибавил…"

На этом месте Лернер вынужден был прерваться: предстояла пересадка на другой поезд. А после он уже не удосужился продолжить свои заметки. Он предался мечтам о встрече с Эльфридой. Костюмированный бал устраивался на вилле на берегу озера. Господин Коре остановился в гостинице, а обе дамы — у одной приятельницы, где они собирались побыть еще несколько дней после праздника, подруга тоже жила у озера. Похоже, все, что происходило в Шверине, вращалось вокруг этого водоема.

Приехав в гостиницу, Лернер нашел там записку, в которой говорилось, что в семнадцать часов камер-юнкер фон Энгель пришлет за ним карету. Облачаясь во фрак, Лернер думал о том, что Эльфрида в эту минуту тоже наряжается к балу, возможно, всего в сотне-другой метров от него. На костюмированном бале гости должны представлять планеты и античных богов. Слуга сообщил, что карета подана.

Лернер подъехал к мокнущему под осенним дождем дворцу из цветного мрамора, сверкавшему в свете фонарей так, словно он был сделан из драгоценных камней. Часовые не взглянули на Лернера. На высоком каменном крыльце его встретил камер-юнкер Энгель в придворном мундире с золотым ключом на боку. Они прошли по высоким залам, сплошь увешанным по стенам картинами. "Король Теодор", — невольно подумал Лернер, когда увидел, как перед ним распахиваются двери и закрываются за его спиной. Разве это не было предвкушением момента, когда не Шолто Дуглас, не Бурхард и Кнёр, не господин Отто Валь и не герцог Мекленбургский, а он, Теодор Лернер, станет хозяином Медвежьего острова?

25. Горние сферы в Шверине