Вот на второй день нас и подловили. Лесная дорога была перегорожена сваленными деревьями, передовой дозор, увидев это, остановил отряд.
- Государь, плохо дело, - обратился ко мне Бакшеев, - сё не простые тати, або боярские дети чьи-то. Впереди засека, да вои наши видали оружных кметей с огненным боем. Розумею с заду идет другой отряд, абы нас меж молотом и наковальней поставить.
- Почто ж не стреляют? - Спросил я Афанасия.
- Они ж в крепи сидят им дергаться не след. Ждут тыльных людей, те видать запаздывают. Коли б пальнули, то просто упредили нас, бо ныне мы в ловушке. В лесу бурелом, конными не уйти. Эй вои, кто сей дорогой хаживал?
- Яз ведаю. - Вперед выехал чей-то слуга. А я его знаю, он в Устюжне воровского человека поймал. - Яз о прошлые годы вожью оружной у торговых гостей кормыхатился, бо от Устюжны к Москве сколь раз хаживал.
- Как звать тебя? - Спросил Афанасий Петрович.
- Яз, Михей, в служках у рынды Петра Петровича. - Мой телохранитель Ильин тоже подъехал, вслед за слугой.
- Верный человек? - Спросил Бакшеев у рынды.
- Не подводил мя мой слуга николе. - Поручился Ильин.
- Что за селения в ближней округе? - Спросил Михея воевода.
- Ближнее здеся на полудень в пяти верстах по большаку, да через речку Неледину село Спас на Холму, бо в трех верстах от него Антониев монастырь. Но прямого пути нет.
- Речка широка?
- Аршин двадцать-тридцать.
- Вот, что княже, думаю коней надо бросать и уходить через бурелом, у них другого пути не будет, как за нами идти, бо мы в удобном месте сможем бой дать. А ни-то убережет Господь и сгинут тати. Ну, коли нет, надобно вывести тебя к монастырю, любой ценой. Монаси завсегда ограду имеют вкруг дворов своих. Что скажешь? Велишь ли так?
- Яз во всем на тебя полагаюсь, Афанасий Петрович.
- Значится так и порешим. Вои, все с коней, пищали завесные зарядим и идем за нашим вожей к монасям. - Отряд спешился, с коней взяли переметные сумы и двинулись в лес. Пять рынд под командой Петра Ильина остались возле дороги, на случай, коли тати с тыла не придут, они возьмут лошадей и вернуться в ближайшую деревню, которую мы проехали. А коли покажется ворог, задержат, сколь смогут и уйдут в лес.
Идти в железе среди частых деревьев было тяжело, старые, сгнившие и пахнущие смолой недавно поваленные стихией замшелые стволы хаотично преграждали путь. Обходя, лежащие вековые сосны, постоянно сбивались с направления движения. Повсюду виделись вздыбленные выворотнями пласты земли, увитые корнями. Вот откуда идею засечных черт взяли. Конному войску ни за что не пройти. Одно хорошо, ныне апрель, и хотя зима была необычайно теплой, листва еще не проснулась и чужого человека можно увидеть издали. Коли б в лесу лежал снег, и пешие не ушли бы ни в жизнь. Полчаса спустя за спиной раздались далекие ружейные выстрелы, но стреляли недолго. Отряд прибавил шаг. Через четыре часа движения сквозь лес и переправу через ледяную реку, вышли к монастырю. За бревенчатой оградой виднелись деревянные и белокаменные строения. Монахи встретили настороженно, но узнав, что к ним в обитель явился сын Иоанна Васильевича, сразу подобрели. На деньги грозного царя здесь была выстроена каменная церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы с просторной трапезной.
Игумен монастыря Кирилл согласился передать стены и монастырских служек с огненным боем под команду моего воеводы Бакшеева. В Москву был послан один из рынд двуоконь с вестью к боярину Годунову, а мы сели в осаду. Для меня эти несколько дней прошли в молитвах в столетнем белокаменном Никольском соборе. На третий день в обитель прискакал оставленный в лесу рында Ильин.
- Княже, к воротам твой человек приехал. - Так меня оповестил об этом монах.
В трапезной, пристроенной к церкви, куда меня провели телохранители, уже находился Афанасий и Петр Ильин.
- Здрав будь Петр. Печаловались об тебе и людях твоих. Как спасся ты?
- Здравствуй княже. Вот Афанасию Петровичу сказываю, как дело было. Сели мы в засаду, свежий порох на затравную полку у ружей подсыпали и ждем. Чуть погодя с полсотни воев конных то и подъехало. Оружные, видно торопятся, коней наших увидали и ну ругаться. Часть спешилась и по следам отрядным восхотели идти. Бо мы тогда прицельно по головам и самым прытким и пальнули.
- Как голов то опознали? - Спросил Бакшеев.
- Один по виду гордый, богатый доспех. Злее всех ругался, да слугу своего плеткой стегать зачал. Ну мы его и прочих кто важнее показался промеж собой поделили да из пищалей и стрельнули.
- Попали?
- Троих пулями попортили, и важного тож. Опосля в лес и отошли. Бо энти лиходеи в обратный путь убрались. Мы послухали, нету погони и с опаской великой возвертались на торный путь. Лихие людишки по сумам седельным полазили, да и всё, даже коней не взяли. Мы как уговаривались, лошадок цугом повязали и до деревни остатней вернулись. Опосля черных мужиков пригнали, оне завал из деревьев и разъяли.
- А почему не тронули коней? - спросил я у Афанасия.