- Все хлопоты, государь. Удел бедноватый, скудостью маемся, все суечусь, где б копеечку достать, а то и кушать нечего. - Поддержал я.
- Да уж слыхивал про твою бедность. Вон Борис Федорович сказывает, про твои зачинанья: полотняное, стекольное, в Устюжне город, чуть не вдвое раздался, уж молчу про зеркальный промысел. В Москве уже четверть боярских теремов с твоими стеклами стоит, стены в каменных палатах ломают, чтоб окна вставить большие. А постельничий боярин мой всю женскую половину зеркалами твоими уставил. А Дмитрий Иванович? - обратился он к постельничему боярину Годунову, который тоже пришел с царской семьей. Тот развел руками.
- Тут Борис Федорович баял, бо не с пустыми руками пришел ты на Москву? - продолжил он.
- Есть государь, чем порадовать тебя. Велишь ли показать тебе новину воинскую?
- Велю.
Вместе с Годуновыми мы спустились в конюшню. Летний вечер был еще светел, но я взял с собой зажженные керосиновые лампы.
- Вот великий государь. Эта пищаль выточена на моем заводе в Угличе. Она легче, точнее, и дальше стреляет, чем любые таковые всех папистких держав. Для твоего войска, коли прикажешь могу выделывать сколь надо, и все будут одинаковые словно близнецы. С такими гарматами войско твое непобедимым станет.
- Красивая пищаль. Что скажешь Борис Федорович?
- Окольничий Лапушкин, коий в твоем войске государь голова у наряда огненного, вельми хвалил, сею штуку. Сказывал лучшая пушка во всем миру.
- Ну, значится не зазря, яз брата своего на воинское дело поставил.
Я лишь поклонился.
- Таковая новина достойна награды. Яз подумаю и решу. - Произнес царь.
- Проследуй в палаты государь, сделай милость, есть еще у меня подарки тебе.
Пройдя в горницу, где вдоль стен стояли только лавки, мебелью надо будет обзавестись, показал царю и конюшему боярину свежеотпечатанные книги.
- Вот государь, книги, что соделаны на моем печатном дворе в Угличе. - И я передал каждому по экземпляру 'Арифметика арабская', 'Фортификация. Тайны линейного искусства' и 'Устройство человеков'.
- Что это за язык таковой, что-то в толк не возьму? - возмутился царь. - Буквы вроде русского письма, ано не хватает многих?
Да, этого я не учел. Если государю не понравится упрощенный алфавит, может и осерчать.
- Это государь новый способ письма словенского, который яз сам придумал.
- Ты Дмитрий языка нашего не тронь, он нам от дедов-прадедов достался. Железками своими вон тешься.
Годунов неодобрительно покачал головой:
- Дмитрий Иоаннович, почто не упредил мя про книжицы энти бездельные. Вишь государь гневается?
- Прости за оплошку великий государь, как лучше хотел сделать. Надобно, учить людей в великом множестве в царстве твоем. Желал упростить письмо, чтоб шире грамота шла по Руси.
- Ни полслова не реки! Энто яз запрещаю! Заповедано язык, на коем святые книги писаны, словно жеребца холостить! Чтоб не слыхивал яз боле об таковой истории!
- Как прикажешь. - Сам виноват, надо было с Борисом Федоровичем посоветоваться. Требовалось исправлять ситуацию. - Пройди в трапезную государь, есть у меня новина, коея тебе вельми по нраву придется!
Рядом с палатой, где был накрыт стол, на широкой лестничной площадке-рундуке стоял на треноге телескоп. Сумерки еще не налились чернильной темнотой, но Луна уже вовсю сияла на небесном своде. Возле телескопа Ксения показывала царице и Марии Григорьевне как пользоваться оптическим прибором.
- Энто чего? Навроде трубы зрительной, что мне Борис Федорович давеча поднес? - Все еще недовольно спросил государь.
- Да великий государь, только это труба зрительная, особливо чтоб на звезды смотреть.
Зыркнув на меня, царь подошел к трубе и приник к окуляру. Я-то помнил, какое ощущение испытываешь, впервые видя звездное великолепие, россыпь бриллиантовой крошки на черном бархате бездны. А Луна? Это отдельная песня. Когда смотришь в глаза Бога, негативным эмоциям места нет! И точно:
- За таковую игрушку прощаю тебе оплошку твою. Потому как молод ты исчо. - Так рек и снова заглянул в телескоп.
Для гостей этой ночью оптические приборы были главным событием.
После молитвы сели за стол. Детей уже услали спать. Калейдоскоп делили с плачем и криком, победила царевна, так как кричала громче. Утешил горе маленького Федора тем, что пообещал в три дня ему подарить такой же.