Князь Угличский (СИ)

- Желаешь нехристей средь честных православных христиан поселить? А коли примутся оне соблазнять и склонять чистых душой в веру поганую, латинскую?

- Тут вам и власть будет дадена на пригляд за паствой. И права твердые. Яз встречался как-то с митрополитом Казанским Гермогеном. Он бы подошел для насаждения православия средь некрепких в вере.

- Царь Иоанн Васильевич запретил в монастыри вклады земельные дарить. Надобно сей обычай возвернуть. Для христиан то путь ко спасению души.

- Прости Владыко, однако останется како было при отце моем и брате, ибо уж ныне треть земель лучших пахотных за монастырями лежит, да беломестчиков в городах без счету.

- Пошто дерзишь мне? Ты покуда не государь, может статься и не станешь им!

- Яз сказываю како есть. На государе обустройство городов, содержание войска, войны, або треть жителей ни пулы медной в казну не плотят. Подумай Владыко, погляди на дедовские земли, что под поляками лежат и како там кровью и подлостью насаждают нечистую латинскую веру. Мы последнее истинное царство, остатние вольные православные христиане. Кто кроме нас освободит попавших в рабство братьев по вере? Кто освободит Царьград, Гроб Господень?

- Не много на себя берешь? Константинополь? Гроб Господень? У нас татары крымские чуть не каждый год на Москве!

- Об том и речь веду. Надобно всемерно богатства преумножать, одеть войско в железо лучшее, обучить, духом святым наполнить, тако без матери нашей церкви не обойтись.

- Думы твои не бездельные, або яз про тебя с Борисом потолкую. Чего он скажет.

По всем землям и лучшим людям отправили призывные грамоты, в них содержался вопрос по которому созывался Земской собор, количество выборных, и требования к ним, вроде: 'и Московского государства бояре и воеводы и всяких чинов всякие люди, которые в то время были на Москве, писали во все городы всего великаго Российскаго государства к митрополитам и архиепископам и епископам и игуменам и ко всему освященному собору, и к боярам и воеводам, и к дворянам, и к гостям и к посадским, и ко всяким служилым и жилецким людям, чтоб изо всех городов всего великаго Российскаго царствия изо всяких чинов послали к Москве для земскаго совета и для государскаго обиранья, лучших и разумных людей и с их бы земскаго совета выбрати на Владимирское и на Московское и на Новгородское государства и на царства Казанское и Астараханское и Сибирское и на все'. Земский собор, то есть собрание людей со всех земель, представлял собой совет состоящий из первых лиц в городах, монастырях, торговых общинах. Лучшие люди в основном не избирались голосованием или собранием, на Земский собор отправлялись головы поместных сотен от дворянско-военного сословия, богатейшие купцы и торговые гости от крупных городов, главы монастырей и епархий от церкви. Если в призывной грамоте не было указано количество выборщиков, тогда проводились собрания лучших людей этой местности и там решалось сколько и кого послать на собор. Об том составлялась грамота и с нею выборные ехали на Москву и подавали сословные выборные списки в Разрядный приказ. Крестьяне понятно представлены не были. Соотношение собравшихся составило: примерно половина - военно-служивый люд, десятая часть - церковнослужители, включая Освященный собор в полном составе, остальные примерно поровну бояре и государевы люди и представители купечества и промышленников.

Семнадцатого дня последнего зимнего месяца выборные явились к конюшему и боярину числом более черырехсот пятидесяти человек. Сам я на Собор не ходил, но Борис Федорович держал меня в курсе дел. На собрании, которое проходило в Грановитой палате, несмотря на оглашение духовной грамоты покойного царя Федора Иоанновича, где я объявлялся наследником, выкрикивались и другие кандидаты на престол: сам Годунов, князь Василий Иванович Шуйский, князь Фёдор Иванович Мстиславский, кто-то кричал за опальных Романовых-Юрьвых. Но, поскольку Борис Федорович отказался от такой чести и поддержал законного наследника трона, и также за меня выступил патриарх Иов, решение Земского собора было скорым и в мою пользу.

Спустя несколько дней меня призвали в Грановитую палату, где перед всем составом Земского собора конюший и боярин Борис Федорович огласил решение.