Князь Василий Долгоруков (Крымский)

В письме Шагин-Гирею, написанном Паниным по решению Совета, подробно изъяснялась позиция российского двора об испрашиваемом калгой ханстве и подчеркивалось: «Если дальнейшее ваше там присутствие оказалось бы, действительно, бесполезным для вразумления татар, а для вас собственно бедственным, на такой случай я имею точное повеление от ее императорского величества здесь же вам объявить, что от вас будет зависеть возыметь тогда прибежище в границах ее величества империи…»

4

Встревоженный новым приливом устрашающих рапортов, нахлынувших в июне, Долгоруков решил самолично наведаться в Крым, чтобы своим присутствием приструнить татар и заодно проверить состояние квартировавших там войск и их готовность подавить любой мятеж. Для скорого передвижения он не стал брать в охрану пехоту и пушки — взял только конницу: Желтый гусарский полк и полк донских казаков полковника Грекова. Свита была небольшая — генерал-поручик Берг, генерал-майоры Грушецкий и князь Голицын и полковник Глебов.

В легкой карете утром десятого июля командующий покинул лагерь у Днепра и, заночевав в Перекопской крепости, к вечеру следующего дня въехал на пост майора Синельникова, охранявшего переправу через Салгир.

Осмотрев пост, Василий Михайлович остался доволен царившим на нем порядком — лагерь был чисто прибран (сгребли даже лошадиный помет), пехота в полном мундире, в париках. Он похвалил Синельникова за ревностную службу, спросил, не балуют ли татары.

— Так со мной особливо не побалуешь, ваше сиятельство! — нахально воскликнул майор, размашисто указывая на пушки, глядевшие круглыми зрачками дул во все стороны.

Долгоруков добродушно захохотал, хлопнул офицера по плечу и, обернувшись, пробасил:

— Что татары? Таким молодцам сам черт не страшен!

Теперь засмеялись все…

На следующий день, после полудня, Василий Михайлович прибыл в лагерь командующего Крымским корпусом генерал-поручика князя Прозоровского.

На каменистом левом берегу Салгира ровными рядами белели выгоревшие солдатские и офицерские палатки; с трех сторон лагерь прикрывали батареи и насыпанные из земли и камней ретраншементы, с четвертой — южной — река, правый берег которой был низинный, заболоченный, густо поросший высоким камышом. Место для лагеря было выбрано очень удачно — отсюда Прозоровский в течение одного-двух дней мог достичь конным войском любой точки Крыма и подкрепить резервом русские гарнизоны.

Долгорукова встретили, как подобает встречать предводителя армии: гремели барабаны, шеренги солдат раскатисто кричали «Ура!», пушки гулко салютовали холостыми зарядами.

Приняв рапорт Прозоровского, Василий Михайлович снисходительно пошутил:

— Такую пальбу устроили… Поди, всех татар распугали.

— Моя б воля — напугал бы не так, — неожиданно зло ответил Прозоровский, болезненно морщась. (Длительное пребывание в Крыму заметно пошатнуло его здоровье. Он уже выезжал в Россию на лечение, недавно вернулся, но чувствовал себя по-прежнему скверно и даже просил Долгорукова об увольнении от командования корпусом.)

Долгоруков неторопливо объехал роты и эскадроны, а затем, сопровождаемый Прозоровским и свитой, вернулся в свой лагерь, поставленный ниже в двух верстах. Прозоровский, которого затянувшиеся торжества и переезды изрядно утомили, испросив разрешение, покинул командующего, не забыв, однако, пригласить на обед, устраиваемый в его честь.

— Хорошо, — кивнул Василий Михайлович, — завтра приеду…

Обед для полевых условий был совершенно роскошный: блюда меняли до шести раз. Особое восхищение вызвал почти саженный осетр, доставленный с азовской стороны по специальному приказу Прозоровского, предусмотрительно позаботившегося об этом за несколько дней до приезда командующего в Крым.

Сам князь, болезненно бледный, почти не пил, но на правах хозяина многократно провозглашал здравицы Долгорукову, и каждый раз, когда все вставали с наполненными бокалами, офицер, дежуривший неподалеку от стола, давал незаметный сигнал артиллеристам, которые делали залп из всех орудий.

— Едва обед закончился, дежурный офицер подвел к командующему чиновников, присланных ханом и Шагин-Гиреем. Они, кланяясь, поздравили Долгорукова с благополучным прибытием в Крым и, угодливо улыбаясь, передали приглашение навестить хана и калгу.

Подвыпивший Берг капризно забрюзжал:

— Еще чего… Это они должны нанести визиты покорителю Крыма.

Долгоруковский переводчик Якуб-ага сделал вид, что не расслышал слов генерала и не стал переводить сказанное. А сам Василий Михайлович, размякший от вина и хороших кушаний, был настроен милостиво — пообещал заехать.