Князь Василий Долгоруков (Крымский)

Ночь прошла мирно. Только однажды несколько выстрелов, прогремевших со стороны дальних холмов, вызвали легкую тревогу в батальонах охранения князя Голицына, которая, впрочем, сразу улеглась.

Утром через Салгир переправились остатки полевой артиллерии, пехотные и кавалерийские полки, а после полудня армия начала марш.

Дорога — белая, кочковатая — змеей вилась между холмов, взбиралась на невысокие, поросшие редкими кустарниками горы. За четыре часа колонны прошли 17 верст и остановились на ночлег.

На следующий день марш был продолжен.

Теперь на горах все чаще появлялись конные татары. Нападать они не решались, держались в отдалении, но за движением армии следили внимательно.

Оставляя справа Карасубазар (его русские называли по-своему — Карасев), армия без особых хлопот преодолела узкие и маловодные речушки Биюк-Карасу и Кючук-Карасу и вечером, завершив 25-верстный марш, подступила к лагерю, поставленному авангардом Прозоровского на левом берегу Индола.

Когда полки и обозы переправлялись через Биюк-Карасу, Долгоруков вызвал Веселицкого, спросил о татарских депутатах.

— Где-то в обозе, ваше сиятельство, — ответил тот, оглядываясь по сторонам.

— Какого черта?! — возмутился генерал. Он ткнул пальцем вдаль: — Там, вверх по течению, Карасев. Отправьте их за ответом!

Веселицкий нашел депутатов, объявил им волю командующего. Они мешкать не стали — уехали тотчас.

На Индоле, где полки простояли два дня, Долгоруков получил очередной рапорт князя Щербатова. Генерал писал, что, взяв Арабат, он повел деташемент на Керчь, но едва прошел десять верст — столкнулся с татарами. И чтобы расчистить путь — бросил в атаку кавалерию Прерадовича с казаками Бурнашева. В короткой схватке было побито сорок татар, но деташемент потерял полковника Думитрашка Ранчу.

Долгоруков мысленно похвалил себя за прозорливое решение не стоять у Салгира, как просили депутаты, а идти вперед. Теперь сомнений во взятии Щербатовым Керчи и Еникале не было!

Однако полного успокоения Василий Михайлович не испытывал: опасался за коммуникацию с Перекопом, от которого армия все более отдалялась. Подумав, он отправил ордер генералу Броуну, приказав оставить в Козлове гарнизон в две роты, а с остальным деташементом продвигаться к Салгиру и стать недалеко от Карасева, чтобы прикрыть тыл армии.

Вскоре сюда же, к Индолу, приехал из Карасубазара Азамет-ага. Веселицкий привел его к командующему.

— В переданном нам от вашей чести письме, — сказал ага, — мурзы не нашли ответы на волнующие их вопросы. Я послан узнать эти ответы.

— Чего они хотят? — пробурчал Долгоруков, сдвигая к переносице брови.

— Просят дозволения выслать турок из Кафы без всякого вреда им от русских войск… Чтоб настоящий хан Селим-Гирей остался в своем достоинстве и далее… Чтоб после подписания диваном акта о вступлении в дружбу с Россией русские ушли из Крыма.

— Лихо придумали! — Крякнул Долгоруков, опешив от наглости аги. — Сдается мне, что мурзы собираются водить нас за нос… Выпустить турок!.. Уйти из Крыма!.. Да если бы мурзы хотели ускорить дело, то прислали бы акт, а не свои просьбы!.. Прошлый раз ты дал слово, что привезешь его с положенными подписями. Слово-то нарушил.

— Вы тоже нарушили! — дерзко ответил ага. — Обещали стоять пять дней на месте, а сами вот уже где.

Опухшие щеки Долгорукова вспыхнули гневом, лоб собрался тяжелыми складками, глаза враждебно округлились. Он топнул ногой и, забыв, что перед ним татарский начальник, а не провинившийся российский офицер, заорал, брызгая слюной и задыхаясь:

— Ты с кем говоришь, сволочь!.. Попрекать меня нарушенным словом?! Ах ты свинячья рожа! Да я прикажу выпороть тебя, как щенка!

Якуб вздрогнул всем телом, испуганно уставился на Веселицкого с немым вопросом: «Переводить?»

Петр Петрович, косясь на командующего, шепнул скороговоркой:

— Скажешь, что его сиятельство выражает свое неудовольствие затягиванием подписания акта.

Накричавшись, Долгоруков подошел к Азамет-аге вплотную и, тряся перед его носом толстым пальцем, сказал жестко:

— Я даю тебе один день… Один!.. Если завтра правительственные чины не приедут с подписанным актом — я изничтожу турок в Кафе. А потом возьмусь за вас!.. Расправляться буду без пощады, как с неприятелями!

Ага, вытянув жилистую шею, напряженно выслушал переводчика и упавшим, растерянным голосом пообещал:

— Завтра, после полудня, я привезу акт.

— Посмотрим, — небрежно шевельнул губами Долгоруков.

На следующий день Азамет в лагерь не вернулся. Вместо него приехал Кара-Мегмет-эфенди.

— Мы готовы вступить под покровительство России, — сказал эфенди, подавая письмо от ширинских мурз и духовенства.

— Почему не приехали чиновники? — грозно спросил Долгоруков.

— Они опасаются преследований хана, который с отрядом преданных ему татар стоит у Кючук-Карасу.

— Эмир-хан, помнится, сказывал, что Селим-Гирей в Балаклаве, — вмешался в разговор Веселицкий.

— Нет, хан у Карасу.