Князь Владимир

Наконец колени ярла подогнулись, он опустился на землю там, где стоял. Двое викингов бросились к упавшему. Ингельд завалился на бок, его подхватили, держали под руки. Изо рта потекла красная струйка. Он тряхнул головой, затуманенные глаза прочистились. Плюнул на подставленную ладонь соратника, и в красной пене блеснуло два белоснежных обломка. Кто-то из дружинников взревел от восторга: Никита сделал, что обещал!

Ингельд медленно поднялся, ноги расставил, смотрел на дерзкого. Глаза ярла налились кровью.

– Насмерть, – прохрипел он.

Дружинник медленно потащил из ножен длинный узкий меч. На синеватом харалуге блистали узоры восточных кузнецов. Его меч был явно легче, но выглядел даже опаснее огромного меча викинга.

– Я готов, – ответил он холодно.

Дружинников легко раздвинул Войдан. Все взоры невольно уперлись в воеводу. От него исходила власть, уверенность в себе и в умении повелевать людьми. Глаза под густыми кустистыми бровями оглядели схватку с неодобрением.

– Я мог бы запретить… и должен был бы! Но ты, Никита, зазря считаешь, что у тебя здесь не родина, никто не вступится за друга… Любой готов сразиться за тебя, ибо ты хоть и ромей, но уже русич. Думаю, это лучше мне. Я десять лет служил в Царьграде, оромеился малость сам… Эй, ярл! Я встану за Никиту. Да и для тебя это достойнее, чем драться с простым дружинником.

Ингельд процедил сквозь зубы:

– Что такое: ярл, конунг, базилевс? Прежде всего мы – мужчины.

– И то верно, – пробурчал Войдан уважительно. – Даже базилевс не каждый мужчина… Но у нас, на Руси, есть древний обычай. Всяк может встать заместо вызываемого на бой.

Дружинники одобрительно загудели. Ярл Ингельд был страшен в бою, знали, видели сами. А слава Войдана, если уцелеет, подпрыгнет еще выше. Выйти вместо своего дружинника! Вот уж истинно отец.

– Так поступают трусы, – сказал Ингельд яростно. Он уже полностью овладел собой, а жизненной силы в нем на троих. – Я хочу драться с ромеем!

– Таков обычай и у вас, – напомнил Войдан.

– Да! – гаркнул Ингельд. – Чтобы сильный не мог обидеть слабого! Но тогда этот ромей должен признать, что ромеи – трусы!

Викинги орали на драккарах, потрясали оружием на причале и берегу. Краем глаза Ингельд смерил расстояние до ворот, но дружинники там оставались на местах.

Никита сказал быстро:

– Воевода, кому доказываешь, что я свой? На Руси каждый – свой. Я хочу сойтись с этим зверочеловеком!

– Эх, Никита, – сказал Войдан сожалеюще, он сделал шаг назад. – Надо иногда давать другим пролить кровь за друга…

Неожиданно из толпы викингов выступил гигант. Голый до пояса, с широкими металлическими браслетами на запястьях и бицепсах. Пояс был из крупных, склепанных вместе булатных пластин. Темное от солнца тело покрыто шрамами, будто он собирал их всюду, даже на лице их столько, что хватило бы на всю команду драккара.

– Берсерк, – прошелестело в толпе суеверное. – Одержимый!

– Эту возможность тебе дам я, – заявил берсерк и захохотал страшно. – Твою кровь выпьет мой меч!

Войдан обнажил меч. Он, как и Никита, был на полголовы ниже противника, не так размашист в плечах, хотя среди простых мужиков оба выглядели силачами. Просто оба викинга были великолепны: молодые гиганты, мускулы как удавы, синие глаза мечут молнии, золотые волосы, перехваченные на лбу булатными обручами, красиво ниспадают на крутые, как горы, плечи. У обоих груди широки, пластины мускулов выпячиваются мощно, красиво.

Ингельд встал против Никиты, а берсерк со зловещей улыбкой, от которой стыла в жилах кровь, потащил через плечо меч, зрители ахнули от его размеров, и кивнул Войдану.

Наиболее добросовестные викинги и дружинники, опора любого вожака, перемешавшись, совместными усилиями оттеснили зевак, образовали круг, мечами и копьями удерживали напор. Те особо и не напирали, нехотя сознавая их правоту, только кричали через их головы, подбадривали, подавали советы, лаялись.

Ингельд словно взорвался, как спелый стручок. Только что был за пять шагов от Никиты, но никто не заметил, когда одолел их. Никита был отброшен к стене щитов, ими загородились добровольные стражи, утонул в грохоте и лязге, съежился, исчез под градом яростных ударов. Видно было только неистовствующего викинга: озверелого, спешащего выпустить распирающую его мощь, чтобы не разметала его окровавленные клочья по всему берегу.

Войдан боялся бросить в ту сторону взгляд, ибо его противник дико взвыл, зарычал, начал люто грызть край щита. Глаза выкатились, налились кровью, как у взбесившегося пса. Лицо покрылось смертельной бледностью, изо рта пошла пена. Войдан ощутил холодок страха. Берсерк опасен, не придерживается канонов боя. Даже смертельно раненный, еще рвется в бой, наносит удары с удесятеренной силой, в исступлении лезет голой грудью на копья и острия мечей!

– Ну же, – сказал Войдан громко, заставляя себя стряхнуть оцепенение страха, – хватит слюни да сопли ронять! Без сопливых скользко.