Князь Владимир. Книга 2

— Сделано, — ответил Тавр. — И еще я велел кричать везде, что за поимку Варяжко жалуешь прощение, освобождаешь от налогов до конца жизни и даешь серебряную гривну.

— Мог бы обещать две, — сказал Владимир. — Или даже золотую!

— Ну, я намеревался сдержать…

— За Варяжко я в самом деле отдам две золотых!

— Никуда не денется, — сказал Тавр рассудительно. — Теперь вся Русь под твоей рукой.

Они вышли из терема. Сердце Владимира снова дрогнуло. Двор был залит кровью и завален трупами. Их оставалось без Ярополка и Варяжко четверо, но они показали, как могут сражаться дружинники Святослава.

У дверей спальни гридни, что стояли на страже, преданно и хитро заулыбались. Владимир кивнул хмуро, не до баб, зря слюни распустили.

Он толкнул дверь. Юлия стояла на лавке спиной к дверям, пыталась выглянуть в окошко. На стук обернулась, глаза испуганные, на щеках блестят мокрые дорожки слез.

— Здравствуй, Юлия, — сказал Владимир.

Он нарочито не назвал ее княгиней, и она сразу все поняла. Побледневшая, с дико расширенными глазами, прижала руки к груди:

— Что с Ярополком?

— Мой брат был чересчур отважен, — ответил Владимир.

— Ты… ты убил его?

— Ярополк не убивал Олега, — напомнил Владимир, — но все же Олега затоптали в их мелкой ссоре. А сейчас была не ссора — война.

Она прошептала мертвеющими губами:

— Я хочу… видеть его…

— Не стоит, — предостерег он. — Был бой, его изрубили в куски.

— Я все равно…

— Как хочешь, — он не стал спорить, — но там лишь изрубленная туша в луже крови… Может быть, когда хотя бы приберутся?

Он смотрел на нее, смертельно испуганную, но с гордо выпрямленной спиной, большеглазую и тоненькую, как камышинка, и неожиданно ощутил звериную радость. Разве не для того живет человек, чтобы сокрушать соперника, а его женщин грести под себя?

Его взгляд стал оценивающим:

— Но тебе не придется долго лить слезы.

— Что… о чем ты? — ее голос ломался как соломинка

— Я тебя возьму в наложницы. Правда, задница у тебя маловата, я люблю пользовать покрупнее и повыше… Гм… Зато вымя торчком, это я люблю. Может быть, если очень постараешься понравиться… и сумеешь… даже в жены.

Она отшатнулась. На ее красивом лице проступило отвращение:

— Ты? У тебя руки по локоть в крови моего мужа!

Владимир засмеялся. В чреслах потяжелело, налилось горячей кровью. Чувство ярой силы было таким сильным, что ноги сами двинулись к ней. Испуг на ее лице перешел в ужас.

— Да, но в этих руках — ты.

В ее расширенных глазах ужас перешел в панику. Похоже, только сейчас ощутила свое настоящее положение. Там дома — утонченное коварство, яды, сладкие слова и удар кинжала в спину, у варваров — честные глаза, грубая схватка грудь в грудь, верность слову и долгу. Но если среди этих мощных свирепых и полных мощи варварских племен уже дали ростки царьградские обычаи? Эта смесь может оказаться страшнее греческого огня!

— Раздевайся, — велел он хищно. — Хочу зреть твою наготу.

Тавр поднимался по лестнице, искал князя, когда в дальнем конце коридора распахнулась дверь. Владимир вышел, на ходу застегивал пояс. Рубашка на груди была распахнута. Черные глаза хищно блестели.

Тавр восхищенно покрутил головой:

— Уже успел?

— Это дело нехитрое.

— Хоть стоило портки снимать?

Владимир пожал плечами:

— Теперь скажу, не стоило. Я всегда потом вижу, что не стоило… А когда внизу жжет, то это уже не я, а какая-то тварь в весеннем гоне! Юлия была хороша, кто спорит? Но не хуже и служанка, что некстати забежала в спальню…

Тавр захохотал, в глазах были зависть и восхищение. А Владимир лишь отмахнулся:

— А насчет портков… я их не снимал. Чаще всего я даже сапог не снимаю. Слушай, быстро составь списки тех, кто наслал печенегов на моего отца! Смерть великого князя должна быть отмщена.

— Уже составил, — ответил Тавр буднично.

— Молодец, — вырвалось у Владимира. — Ты впрямь на два шага вперед меня зришь!

— Ты просто забыл распорядиться, — пояснил Тавр скромно. — А сейчас, пока не поздно, убери из этого списка тех, кто… ну, кто может понадобиться.

В списке было около десятка имен. Владимир быстро пробежал взглядом по подвешенным строкам:

— А где Осинник, Твердоглаз, Рыбарь?

— Они… с печенегами не общались вовсе.

Владимир взглянул остро:

— Христиане? Народ поверит, что и эти с предавшими моего отца. А для нас важно нечто другое, верно?

Тавр молча дописал троих, подумал, добавил еще пятерых от себя. Они тоже христиане, но главное — владеют землями, угодьями, домами, складами, у них тысячи холопов. Но еще хуже того, с их мнением считаются как в Киеве, так и в соседних землях.

Владимир снова взял лист, что-то вспомнив, одно имя решительно вычеркнул

— Волчий Хвост — опытный воевода. Жаль его терять. Да и богатств за ним особых не числится.

Тавр вскинул бесцветные брови:

— Но в Киеве все знают, что он был среди тех, кто не хотел возвращения Святослава. Пощадишь убийцу, что скажет народ?

Владимир почесал лоб: