– Слышали про то, княже, – склонили головы гости. – Оттого и пришли. Именем Господа тебя умоляем: не отступайся, князь Андрей, не бросай нас в годину трудную. На одного тебя надежа. Не отступайся. Пути Господни неисповедимы. Вернешься из изгнания, Андрей Васильевич. А чтобы путь назад тебе легче показался, мы тебе скакуна славного привели, Аргамака. Пусть тебе о мольбах наших напоминает. За тебя Бога просить будем, княже. Долгих тебе лет. Здоровья тебе и успеха в деле трудном.
Гости, то и дело кланяясь, удалились, оставив Зверева в легком недоумении. Получалось, казанские татары поддерживали его желание начать войну с Казанским ханством? А за что еще они могли его благодарить и в чем поддерживать? Покамест он громко отметился только недавним крестным ходом.
– Любомир Сергеич, – заглянув на кухню, окликнул он хозяина двора. – Кто такие кряшане?
– Кряшены? – переспросил тот. – Так то татары казанские, княже. Православные. Не проголодался еще, Андрей Васильевич?
– Православные татары?
– Да. Так кушать чего приготовить, княже? Чего хочется?
– Рагу с картошкой.
– Чего, Андрей Васильевич? – не понял хозяин.
– Извини, пошутил. Ребрышек хочу бараньих. С кабачком, репой, капустой и… И медом хмельным, настоянным.
Князь Сакульский поднялся к себе, расстегнул ремень, бросил оружие на сундук – и тут в дверь постучали.
– Кто? – развернулся Андрей.
Створка отлетела к стене, двое амбалов, тяжело дыша, затащили в светелку длинный тюк, опустили на пол и вышли. Вместо них остался совсем молодой паренек в плотно облегающем тело кожаном кафтане, отороченном рысьим мехом, в заправленных в низкие, до щиколотки, сапожки синих шароварах. Гость хлопнул по ноге плетью, с некоторой надменностью склонил голову:
– Князь Шептах поклон тебе шлет, Андрей Васильевич, и подарки свои. Просил передать тебе князь: коли войну с Казанью начнешь, свои рати он под твою руку приведет. Это тоже тебе, князь Андрей… – Парень отстегнул саблю, двумя руками взял за рукоять и ножны и на этот раз с настоящим, глубоким поклоном положил поверх тюка, после чего стремительно вышел.
– Либо я выпил вчера лишнего, – задумчиво пробормотал Зверев, – либо у меня уехала крыша и я наслаждаюсь классными глюками.
Он присел перед тюком, откинул край рогожи. Погладил рукой изнанку туго скрученных ковров. Прикрыл, как было, поднял саблю, вытянул за рукоять на свет. Отполированный так, что в него можно смотреться, словно в зеркало, клинок поражал тонкой серебряно-вороной гравировкой в виде листьев, похожих на лавровые. Такую тонкую работу могли сотворить, пожалуй, только в Индии. Так что сабля – дар не менее дорогой, нежели жеребец. С какой, интересно, стати? Хотя князь Шептах передал о том прямо: за то, что Андрей желает войны.
– Любомир Сергеич, – сбежав из светелки вниз, опять заглянул на кухню Зверев. – Князя Шептаха ты знаешь, купец?
– А как же, Андрей Васильевич? То правитель чувашский, из Казанского ханства.
– Опять из Казанского? – зачесал в затылке Зверев. – Забавно. Интересно, кто будет следую…?
Дверь распахнулась, впустив клубы морозного воздуха. Несколько мужиков в обледенелых тулупах, с заиндевевшими бородами втащили в трапезную здоровенную белугу метра в четыре длиной, тяжело водрузили на один из столов.
– Хозяин, – поклонился один из новоприбывших. – Князя Сакульского нам не укажешь?
– Я и есть князь Андрей Сакульский.
– Долгие тебе лета, Андрей Васильевич, долгие тебе лета, – начали кланяться мужики. – Здоровья тебе и терпения. Не отступайся, князь, а мы за тебя Бога молить станем. Сами мы артельщики мордовские, а это тебе от нашей общины подарок.
– Мордва тоже под казанской рукой ходит, – не дожидаясь вопроса, сообщил с кухни хозяин.
– Я догадался, – кивнул Андрей. – Рыбку у меня не купишь, Любомир Сергеич?
Целых три дня на постоялый двор поклониться князю Сакульскому и поддержать его добрым словом, а то и предложить ратных людей приходили вотяки, черемисы, мещеряки, опять татары[23]
. Жаловались на злых ханов, которые никаких законов не признают, сторонников московских бьют и русских поносят. Что набеги через земли честных людей идут – а потом по ним же русские разбойников преследуют. И те и те разоряют, жизни не дают. Что чужую веру навязывают, что с мест исконных сгоняют и женщин отбирают в гаремы. Иные же гости Москву недолюбливали – но предпочитали русских захватчиков и покой в своих домах, нежели вечные стычки, грабежи и перемены власти. Получалось, что войны хотели все: русские люди – чтобы избавиться от казанских набегов, кряшены – чтобы сохранить веру. Другие татары, многие племена, считавшиеся казанскими данниками – чтобы сместить правителей своенравных и беззаконных на тех, кто чтит порядок, кто предсказуем и следует правилам.Единственным сторонником войны, «ястребом» в Москве оказался Зверев – вот на него-то и обрушилась волна просьб и подарков. Люди увидели наконец того, кто близок к государю и думает так же, как они.