Князь Вольдемар Старинов. Книга вторая. Чужая война

Задав этот сакраментальный вопрос, Володя опустился на стул, откинулся на спинку и выжидательно замер. На миг в комнате воцарилась тишина и взорвалась гомоном голосов. Кто-то заспорил с соседом, некоторые пытались согласовать свое видение ситуации. Во всем этом шуме невозмутимыми остались только Лигур, Конрон и Танзани. Граф, правда, неторопливо поднялся со своего места, отозвал Лигура к окну и стал что-то у него выспрашивать. К ним подошел Конрон. Недолго посовещавшись, они вернулись на свои места.

— Что-то придумали? — поинтересовался Володя у Конрона.

— Мысли у меня есть, но боюсь, они вступят в конфликт с твоими, потому предпочту выслушать твой план и его обдумать.

— А вот мне бы хотелось выслушать разные мнения, — вздохнул князь. — Возможно, в моем плане произойдут изменения.

Наконец один из офицеров решился заговорить — видно, делегировали его от группы. Он довольно толково обрисовал ситуацию: остальные войска подойдут однозначно раньше войск герцога, и этим надо воспользоваться, чтобы дополнительно укрепить замок, а потом засесть в осаду…

Володя жестом остановил его.

— Кто еще думает, что надо садиться в осаду?

Поднялось несколько рук.

— Готовы обосновать это мнение?

На этот раз выступил один из полковников, бывший раб. Локхерцы поморщились, но ничем иным свое отношение к выскочке не проявили. В свое время князь довольно резко отреагировал на попытку одного из тиров высказать нежелание находиться в одном помещении с бывшим рабом, после чего этот тир стрелой вылетел из помещения с категорическим запретом подходить к князю даже близко. Слова, которыми проводил тира князь, хоть и были на незнакомом языке, но их смысл дошел до всех.

Полковник ненадолго задумался, собираясь с мыслями, а потом объяснил, что превосходство врага в силах таково, что принимать бой в открытом поле чрезвычайно опасно…

Тут же нашлись тиры, которые обвинили его в трусости. Володя прервал готовый было уже разгореться скандал ударом ладони по столу, а сидящий рядом граф Танзани медленно обвел спорщиков своим фирменным взглядом. Все все поняли и моментально притихли, а зачинщик даже робко пробормотал извинение.

«Во дает человек! — восхитился Володя. — Один взгляд, и вокруг тишина и порядок. Что бы я без него делал? Да уж, пока такой вот авторитет не появится, руководить этими людьми — занятие не из приятных».

Если бы не граф, еще неизвестно, что получилось бы. Половина тиров смертельно обиделась бы и свалила куда подальше. Другая половина собачилась бы с его, Володи, выдвиженцами из-за их низкого происхождения. В результате ни о каких боевых действиях речи бы не шло. Конрон еще смог бы держать в узде своих, но те рыцари, которые присоединились к отряду в столице, точно бы устроили дебош. А вот с графом такие шутки не проходили. Во-первых, его авторитет среди рыцарства и тиров был непререкаем — пример для подражания. Во-вторых, слава лучшего бойца королевства и положение доверенного лица прежнего короля, а теперь, судя по всему, и молодого. И, в-третьих, при всей своей сдержанности он обладал очень суровым характером, и если его рассердить, то неприятности можно было поиметь на все части тела. Это знали, и ссориться с таким человеком желающих не находилось. Как благородные относились к тому, что граф в данном случае выступал как тень чужеземного князя, подчеркнуто выказывая ему уважение подчиненного командующему, оставалось загадкой. А спросить напрямую графа, почему он так поступает, желающих тоже не нашлось.

— Как я понимаю, у вас есть более храброе предложение? — поинтересовался у спорщика Володя. — Мы слушаем вас.

Как и ожидалось, все предложение свелось к тому, чтобы выступить вперед и разгромить врага в открытом бою.

— А если он нас разгромит, что делать?

Такой вопрос поставил храбреца в тупик. Он на мгновение задумался, а потом понес ахинею про храбрость преданных королю солдат, про помощь богов тем, кто соблюдает клятвы, и обреченность мятежника. Под пристальным взором князя накал страстной речи постепенно спадал, а потом тир совсем замолчал, прервавшись на полуслове.

Володя поднялся.