На противоположном конце ристалищного поля уже выстроились противники. Десять конных германцев из свиты Феодорлиха стояли сплошной линией, перегородив узкое пространство меж огней от края до края. В неровном свете факелов латиняне казались не людьми, а ночными демонами. Большие треугольные щиты, закрывавшие всадников от бедра до шеи, пестрели намалеванными гербами, среди которых Тимофей распознал очертания знакомого геральдического льва — родовой знак барона Зигфрида фон Гебердорфа. Длиннющие копья, уже поданные оруженосцами, были уперты в стремена и направлены наконечниками вверх. Пока вверх. Легкие баннеры реяли на ветру. Колыхались яркие плащи.
Тела рыцарей прикрывали кольчуги, стальные вороты и панцири-нагрудники из скрепленных воедино металлических пластин. Поблескивали в факельных огнях начищенные наплечники, поножи, наручи и латные рукавицы. Глухие горшкообразные шлемы с узкими смотровыми прорезями целиком закрывали головы и лица.
Рыцарские седла служили дополнительной защитой. Высокие передние луки укрывали животы и бедра всадников. Задние луки, тоже поднимавшиеся выше поясницы, позволяли обрести надежный упор и выдержать копейный удар противника. Твердую, «влитую» посадку, рассчитанную на таранную сшибку, обеспечивали и широкие стремена, опущенные на всю длину ноги. При этом рослые немецкие кони, защищенные плотными попонами, кольчато-чешуйчатой броней и стальными оголовьями, были значительно выше и крупнее татарских степных лошадок.
Тимофей окинул взглядом турнирных бойцов Бельгутая. Тоже, в общем-то, тяжеловооруженные конники. Лошади прикрыты латами. На всадниках — пластинчатые панцири-куяки, мало чем уступавшие рыцарскому доспеху. Крупные металлические пластины, укрытые от влаги кожей, защищали почти все тело. Островерхие шлемы-духулги с назатыльниками и наушниками из нашитых на кожу железных блях надежно закрывали голову и шею. На лица опущены кованые личины-тумаги.
Но вот круглые щиты-халахи значительно легче и меньше рыцарских. И степняцкое седло-эмээл лишено высоких лук. И стремена подтянуты так, что ноги сильно согнуты в коленях. Такая свободная посадка позволяет наезднику вертеться в седле как заблагорассудится. В конной рубке, в сплошном месиве боя, когда враг повсюду — и справа и слева, и спереди и сзади, — это безусловное преимущество перед латинянским рыцарем, зажатым между седельных лук. Но только не в таранном ударе на копьях, которому татары не обучены. Да и сами копья к тому же… Ох, копья!
Короткие татарские жада не шли ни в какое сравнение с рыцарскими лэнсами,[15] увенчанными коронелями. Собственно, исход турнира еще до его начала во многом был предрешен разницей в длине копий. Первая же сшибка свалит наземь большую часть всадников Бельгутая. Если не всех сразу. Даже ратовище, которое держал Тимофей, — крепкое и на полтора-два локтя длиннее татарских, — все же уступало по размерам немецким копьям. Нет, слишком сильно отличается оружие ристалищных бойцов. И слишком очевидна эта разница, чтобы воспринимать все происходящее как честную схватку.
Ладно, что будет, то будет. Тимофей еще раз проверил, хорошо ли сидит доспех, надежно ли затянуты ремни. Повел плечами, пробуя, не сковывает ли защитная броня движений. Он был облачен в добротную тяжелую кольчугу с зерцалом во всю грудь, с длинными рукавами и с подолом по колено. Предплечья закрывали стальные наручи. На левой руке висел круглый щит — поболе татарского, но меньше латинянских. Голову защищал куполообразный шелом с полумаской и мелкокольчатой бармицей. Копье, плащ. Все…
Гнедой конь под седлом начинал нетерпеливо рыть землю копытом. Конь чуял настроение всадника.
Из императорского шатра вышел наконец Феодорлих. Зрители, окружавшие ристалище, оживились: сейчас начнется!
Император сел на походный трон. А вот Михеля в этот раз при Феодорлихе не было. Странно… Мага вообще нигде не видать. Наверное, воинские забавы не представляют интереса для колдунов. Что ж, так оно, пожалуй, к лучшему.
— Приготовиться! — Бельгутай требовательно тряхнул копьем.
На древке, лишенном стального острия, колыхнулся нойонский бунчук, плетенный из черного конского хвоста. Под бунчуком выпирал изогнутый крюк.
Тимофей усмехнулся. Хитер татарин, ох хитер… Правила турнира требовали снять с копий лишь боевые наконечники, о прочем не говорилось ни слова. И кто теперь посмеет в чем-либо упрекнуть Бельгутая, чье оружие — тупое, как подобранный с земли дрын?
Феодорлих взмахнул рукой, подавая сигнал к началу бухурта. Хрипло и коротко протрубил одинокий рог. Первым с места сдвинулся рыцарский отряд. Как стоял — сплошной ровной линией, — так и двинулся, переходя на рысь и постепенно наращивая скорость.