Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)

Сухая кожа обтягивала мумифицированную конечность, не скрывая, а лишь подчеркивая очертания выпирающих суставов и суставчиков. Тонкие и длинные – невероятно длинные – скрюченные пальцы как будто стремились сомкнуться на горле невидимого врага. Ногти, больше смахивающие на звериные когти, словно пытались выцарапаться из прозрачного саркофага.

Вне всякого сомнения, это была та самая Кость, за которой пришел Итиро. Черная Кость.

Глава 3

По воле Феодорлиха, являвшегося единственным распорядителем и судьей императорского турнира, ханским послам надлежало открыть ристалищные игрища и сразиться с немецкими рыцарями в первом же бою. Уговорились на групповую схватку-бухурт. Причем император пожелал непременно увидеть конную сшибку на копьях – гештех, в котором германцы были особенно сильны. Правила оказались простыми, даже, как счел Тимофей, подозрительно простыми. Каждая сторона выставляла десяток воинов в тяжелом боевом доспехе и с привычным вооружением. Условие только одно: копья должны быть тупыми.

Послам пришлось снять боевые наконечники, превратив копья в обычные палки. Немцы же украсили свое оружие увесистыми набалдашниками, смахивавшими на ослиные копыта. Коронели – так называли их латиняне. Пробить подобным навершием щит или латы противника не представлялось возможным, зато, благодаря расширенной форме, турнирный наконечник не соскальзывал с доспехов и давал во время сшибки определенные преимущества.

Возле императорского шатра расчистили и утоптали ровное, подходящее для конной стычки поле. Однако достаточно просторным для полноценной схватки двух десятков всадников оно все же не было. Сильно вытянутое в длину, но стиснутое по бокам ристалище позволяло противникам лишь разогнаться как следует и съехаться в лобовой таранной сшибке. А вот обходного маневра, внезапного охвата и сокрушительного флангового удара, излюбленного татарами, здесь уже не совершить. Поле изначально готовилось для боя, к которому привыкли рыцари, а не степняки.

Границы ристалища обозначили горящими факелами. Огни горели ярко и часто. Трибун, скамей и навесов для зрителей не возводили, только у входа в императорский шатер стояло походное кресло-трон Феодорлиха. Прекрасных дам не было. Пышно разодетых герольдов – тоже. Молчали трубы. Не развевались над полем знамена. Не звучали долгие торжественные речи. Никто не брал и не давал клятв честного боя, никто не проверял доспехи бойцов, никто не мерил длину копий и не сравнивал щиты.

Тимофея не покидало нехорошее предчувствие. Во время былых странствий ему доводилось бывать на подобных состязаниях, но ни одно из них не походило на этот странный турнир.

– Слышь, Бельгутай, – шепнул он ханскому послу возле ристалища. – Здесь что-то не так. Точно тебе говорю.

– Охотно верю, – согласился нойон. На лице татарина не дрогнул ни один мускул. – Я уже принял меры, Тумфи.

– Меры? – насторожился Тимофей. – Какие меры?

– Какие мог. Так, на всякий случай…

– Ты не доверяешь мне? Настолько не доверяешь?

Степняк усмехнулся. Отмолчался.

– Вообще-то в этом турнире я участвую тоже, и заметь, на твоей стороне, – нахмурился Тимофей.

После недолгого раздумья ханский посол все-таки заговорил:

– Мои лучшие нукеры остались в лагере. Сейчас они тоже облачаются в доспехи и готовят оружие. Настоящее, боевое. Не затупленное.

Тимофей оглянулся.

Татарский курень издали выглядел мирно и сонно. Дымились притушенные костры под закопченными казанами. Между палаток лениво прохаживалась пара часовых. Но вот что творилось в палатках? Этого отсюда не разглядеть. Правда, у коновязи посольства стояла пара десятков оседланных коней, но так было всегда или почти всегда.

– Погоди-ка, Бельгутай, – спохватился Тимофей. – Если твои лучшие воины остались там, кто тогда будет биться на ристалище?

– Тоже неплохие нукеры, – пожал плечами нойон. – Но все же не самые лучшие.

– А-а-а… – Тимофей вытаращил глаза, не зная, что и сказать.

– А еще я и ты – не забывай об этом, Тумфи, – чуть дрогнули уголки губ Бельгутая.

Тимофей хмыкнул: как же, забудешь об этом.

– Тем, кто остался в лагере, приказано наблюдать, – продолжал Бельгутай. – И ждать.

– Чего?

– Моего знака. Если возникнет необходимость, они вступят в бой.

Тимофей с сомнением покачал головой.

– Думаешь, латиняне позволят твоим воинам ускользнуть из лагеря?

– Я приказал им пробиваться туда, – Бельгутай кивнул на императорский шатер. – У моих воинов – хорошие луки…

Ах, вот оно что!

– Твоих воинов не подпустят даже к ристалищу, Бельгутай!

– …И не только луки, – загадочно улыбнулся нойон, словно не слыша собеседника. Хитрый степняк явно что-то скрывал.

– Надеешься подстрелить Феодорлиха или Михеля? – с сомнением спросил Тимофей.

– А лучше – обоих сразу, – кивнул Бельгутай. – Это единственное, что мы сможем сделать или хотя бы попытаться сделать, чтобы погибнуть не зря. Если, конечно, нам суждено погибнуть сегодня. Или ты считаешь иначе, Тумфи?

Пронзительный взгляд раскосых глаз впился в лицо Тимофея.