Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)

А из переполошенного многоязыкого лагеря латинян уже спешила подмога. Скоро, очень скоро, невеликий посольский стан снова возьмут в кольцо – еще более плотное и прочное, чем прежде. Тогда из куреня нипочем не вырваться. Ну а пока…

Пока около двух десятков всадников, не дожидаясь помощи, спешили с левого фланга на выручку Феодорлиху. Впереди скакал рыцарь в горшкообразном шлеме и с золочеными львами на щите и гербовой котте. Тимофей невольно почувствовал уважение к заносчивому молокососу. Зигфрид фон Гебердорф не только не поддался всеобщей панике сам, но и сумел увлечь за собой других.

Полдесятка татарских лучников, оказавшихся на пути баронского отряда, германцы смяли в два счета. Следующими под удар должны были попасть Бельгутай и Тимофей.

– Тумфи!

Бельгутай вскочил на лошадь. Верный нукер-факельщик, припав на колено, подносил к оброненному огню еще один железный шар с фитилем. Вот-вот снова рванет огненное зелье!

– Тумфи, назад!

Ханский посол направил лошадь за шатер. Тимофей тоже метнулся к своей палатке, где бился на привязи оседланный гнедой конь. К седлу приторочены меч, щит и седельная сума. Гнедок был готов и к походу, и к бою.

Тимофей сорвал с коновязи повод, перекинул его через голову жеребца, впрыгнул в седло, саданул пятками по конским бокам. Оглянулся на скаку.

Зигфрид и его всадники уже почти достигли того места, где в куче мертвых и полуживых тел лежали император и маг. Но нукер Бельгутая все же успел раньше. Поджечь успел, метнуть успел…

Темный шар, разбрасывающий искры, мелькнул в воздухе.

И снова – взрыв, пламя, грохот.

Столб огня и дыма ударил из груды человеческих тел и конских туш. Отлетели в сторону чей-то меч, разбитый шлем, оторванная нога… Теперь у Феодорлиха и Михеля шансов выжить было еще меньше.

Кони спешивших на помощь латинян шарахнулись в стороны. Два или три всадника из отряда Зигфрида упали. Однако сам фон Гебердорф, прикрывшись щитом, удержался в седле и сумел справиться с конем. Молодой рыцарь настиг факельщика, срубил татарского нукера длинным мечом. Закричал что-то из-под шлема. Баронская свита заслонила дымящееся месиво из тел, в котором должен был находиться Феодорлих – живой или мертвый. Тимофей видел: пробиться туда уже не было возможности. И оставаться в лагере не имело смысла.

Взрывы больше не гремели. Латиняне приходили в себя, бреши в прорванном кольце начали затягиваться. Бельгутай уводил за собой последних нукеров, и Тимофей присоединился к степнякам.

Татар было немного, до смешного мало их было сейчас, по сравнению с несметной императорской ратью, стягивавшейся к куреню. Но, сбившись в единый кулак, пуская на скаку стрелу за стрелой, воины Бельгутая расчищали себе дорогу. Им вдогонку тоже летели стрелы. Короткие арбалетные болты сбивали всадников и валили коней. И все же десятку посольских воинов удалось прорваться сквозь вражеские ряды.

Латинянские стрелы теперь не свистели над головой, но сзади нарастал шум погони. Оглянувшись, Тимофей увидел всадников, разворачивавшихся широкой облавной цепью. А со стороны императорского лагеря мчались все новые и новые преследователи.

Громкий гортанный выкрик-приказ Бельгутая перекрыл стук копыт. Скакавшие плотной группкой татары рассыпались в разные стороны. Все правильно: поодиночке сейчас спастись проще. Тимофей, однако, продолжал держаться Бельгутая. Угрим наказал ему следить за ханским послом, и Тимофей намеревался исполнять повеление князя, покуда это было возможно.

Так, вместе – бок о бок, стремя в стремя с нойоном – они и нырнули в спасительный перелесок. Еще несколько минут бешеной скачки среди редких деревьев, и беглецы очутились в лесной чащобе – настоящей, густой, дремучей. Здесь пришлось попридержать коней. Хотя ночь только-только вступала в свои права, но под сенью пышных крон уже царил мрак, и излишняя спешка могла только навредить. Во влажной тьме немудрено было лишиться глаза, свернуть шею себе или переломать ноги коню.

По ночному лесу от погони следовало уходить неторопливо и осторожно, полагаясь не столько на скорость, сколько на хитрость, доверяя не зрению, но слуху. Тимофей, в отличие от степняков, знал, как это делается. После ищерских чащоб он в любом лесу чувствовал себя как рыба в воде, а потому без труда ушел от преследователей сам и увел Бельгутая.

Звуки погони постепенно стихали где-то по левую руку. Ханский посол и русский толмач забирали правее.

Глава 6

Укромные леса и перелески закончились к утру. Внезапно закончились – как отрезало. Тимофей и Бельгутай едва успели остановиться под прикрытием обрывающейся зеленой стены. Но поводья оба натянули вовремя.