Князь. Всадники ночи

– А а, князь Андрей Васильевич, – дотронулся пальцами до его плеча правитель. – Очень вовремя ты явился, очень. Дозволь познакомить тебя, Петр Ильич, с князем Сакульским. Тем самым, что жизнь мою дважды при покушениях спасал. Однако же более всего известен он тем, что в битве с Сигизмундом у Пскова ручницы огненного боя супротив поляков удачно использовал. Это такие пищальки маленькие, всего с большой палец калибром. Сказывают, городок наскоро, за пару часов, на поле битвы соорудил и весь день осаду в нем супротив многих тысяч выдерживал. Он же для холопов своих оружие дивное придумал – бердышом называется. Столь ловко ратники в сече им пользуются, что ныне уж многие бояре и князья для холопов своих точно такие же топоры большие сковали. И ты знакомься, княже. Это воевода мой, один из лучших. Князь Шаховской.

– Князь Шаховской? – вздрогнул Зверев. – Воевода путивльский?

– Он самый, – кивнул ему облаченный в тяжелую московскую шубу воин. – И я о тебе, молодец, наслышан, наслышан…

Молодой человек внимательно вгляделся в рогатого владельца Людмилы, о котором до сего дня мало что знал. Ростом князь ему почти не уступал. Вытянутое лицо с глубокими морщинами на щеках и под светло голубыми глазами, острый крючковатый нос, длинная, на полметра, узкая борода. Стариком Петр Ильич явно не выглядел. Может, и был – но не выглядел. Есть такие люди, что с годами только матереют, крепче и выносливей становятся. Из под высокой бобровой папахи выбивались седые пряди – похоже, князь тоже носил о ком то траур.

– Мне про тебя, Петр Ильич, мой друг много рассказывал, князь Михайло Воротынский, – на всякий случай уточнил Андрей.

– А до меня всякими сторонами слухи доходят, – негромко ответил князь Шаховской.

– Надеюсь, хорошие? – попытался пошутить Зверев.

– Не очень, – холодно ответил воевода.

– Петр Ильич сказывал, – громко передал Иоанн, – что рубежи наши южные османы тревожить начали. Не случалось такого ранее. Доходили шайки немногие, но токмо грабежа ради. Но после того, как в Москве молебен случился, на коем люди русские к войне с Казанью призвали, султан за своего союзника обеспокоился и наместнику в Крыму указал царство Московское на прочность проверить.

– Мы же начали войну с Казанским ханством, государь!

– Я тебя не попрекаю, Андрей Васильевич, – взмахнул четками Иоанн. – Лишь указываю, как деяния непродуманные в деле государственном до напастей ненужных доводят. Кабы не случилось того молебна, то, глядишь, и султан бы не волновался, в делах наших не мешал. Ты тут нашумел, а расплачиваться воеводе путивльскому и его людям приходится. Да и войны у нас с Казанью нет, рази не знаешь? – неожиданно перешел на громкую речь правитель. – Сходили мы по весне, пугнули, дабы они норов свой пригасили да обратно без стычек и возвернулись. Может, не так нагло на земли наши наскакивать станут, душегубов своих уймут!

От такого заявления князь Сакульский просто опешил. Давно ли царь клялся, что не допустит более крови людей русских, слез вдовьих, страданий детских. Что оборонит от рабства подданных своих, что волю Господа Бога исполнит в точности и Казань права на разбой лишит. И вот нате вам – опять на попятную!

– Что до тебя, князь Петр Ильич, то не будет тебе покоя. Ты у меня один из лучших, из самых опытных. Тебе, как себе, верю. Кому еще могу без опаски рубежи южные доверить? Отдохни, князь, с женой помилуйся, удел свой навести. Коли просьбы ко мне есть – так говори без утайки, все исполню. Ну а потом, Петр Ильич, в седло поднимайся и в Путивль, в Путивль. Там твое место. Князь же Сакульский в другую сторону поскачет.

– Благодарю за слова добрые, государь. – Шаховской стукнул посохом об пол и склонил голову. – Воля твоя для меня – Божья воля. Служить останусь, покуда силы есть. Ныне дозволь удалиться.

– Ступай, князь. Да пребудет с тобой Божья воля. Тебе же, Андрей Васильевич, у меня отдельное поручение будет. – Иоанн Васильевич вскинул руку к плечу, принялся торопливо перебирать четки. Потом повернулся, пошел к дверце за изразцовой печью. – Слышал, князь? Вот вот супруга моя, Настенька ненаглядная, разродится. Я мыслю, сын это будет. Должен быть сын! Как же государю без сына? А ты как считаешь?

– Безусловно должен быть сын!¹⁴

– Много ты мне советов давал. Умных и толковых. Жаль, запомнить я все не смог.

– Какие?

– Многие. – Иоанн понизил голос и сократил шаг.

– Про сына?

– Слева от нас внешняя стена дворца в одно бревно толщиной, а справа, за такой же стенкой – моя личная комната. Мыслю, здесь единственное место во всем Кремле, где нас точно никто не услышит. – Государь отворил окно, выглянул наружу, глубоко вдохнул: – В Александровскую слободу ехать надобно. Душно тут больно. Знойное лето выдалось, знойное… Если уж после молебна султан встревожился, то после вестей о возможной войне как бы и вовсе рати на нас не двинул. Москве войны на две стороны не вынести. А ведь еще и ляхи напасть способны, коли слабость учуят. Да а… Посему о деле, что тебе поручаю, никто прослышать не должен.

– Клянусь, государь. Никому не звука.