Князь. Записки стукача

– Узнав, что он арестован, я лично пришел его допросить. Мне он показался нервным тщеславным человеком с чудовищно гипертрофированным самолюбием. И очень перспективным для наших целей… Я попросил приставить к Гольденбергу опытнейшего следователя. Кириллов выделил мне своего заместителя… – (Это, конечно же, был лже-Кириллов.) – Я велел докладывать ежедневно ход дела. В первый же день Гольденберг произнес целую речь о великих и благородных целях партии и о том, что их ждет неминуемая победа… Предложение следователя было простое – высечь его для острастки. Я тотчас сменил этого господина, прислал своего следователя с моим планом действий. После того как Гольденберг гордо повторил свою речь о «чистейших сердцем», мой следователь со слезами на глазах обнял его и предложил вдвоем… спасти Россию. Для чего надо было сделать немного – открыть правительству истинные высокие цели его товарищей, описать этих чистых, талантливых деятелей революционной партии… «Какая разумная Власть устоит перед подобным благородством целей? Все дело в нашем общем непонимании друг друга – общем заблуждении! Вы и только вы сможете вывести молодежь России из тьмы террора. Вы и только вы объясните заблудшему правительству необходимость реформ и примирения…» Он начал раздумывать… Я тотчас распорядился носить Гольденбергу еду из хорошего ресторана, и мой лакей прислуживал ему в камере, как очень важному лицу. Я даже велел показать ему несколько камер и предложил выбрать удобнейшую для будущей работы. И он… начал писать! Написал полторы сотни страниц – показаний с именами, адресами, событиями, фактами и характеристиками «благородных, чистейших сердцем»… – Лорис помолчал, потом спросил: – Вы думаете, их арестовали? Ничего подобного! В квартирах никого не оказалось!

– Дал неверные адреса? – засмеялся я.

– Нет, самые верные, – с какой-то издевкой ответил Лорис, – вернее не бывает. Но как только показания поступили к господину Кириллову для проведения арестов, весь список сбежал в тот же день!.. – С прищуром насмешливый взгляд. – Как объяснил мне Кириллов, внутри Третьего отделения находится некто, сообщающий все, что у нас происходит, революционерам… Я решил продолжить работу. И более не поручать аресты Кириллову и Третьему отделению. Я лично побывал в камере у Гольденберга, пожал ему руку. С чистой совестью сказал, что никто не арестован, как мы ему и обещали. Но попросил дать более развернутые характеристики друзей и адреса запасных квартир, коли такие имеются, чтобы Власть поняла масштаб организации. Безумец готов был вновь писать. Но… На следующий день после моего визита странно отравился мой следователь. Кириллов прислал к нему прежнего своего… Тот допросов не вел – по моему запрету. Он вывел Гольденберга на прогулку. И, как показал сопровождавший жандарм, во время прогулки бедный Гольденберг сказал ему: «К вечеру я закончу первые двадцать фамилий. Надеюсь, вы помните наше условие? Если хоть волос упадет с головы моих товарищей, я себе этого не прощу». И тогда тот ему ответил:

«Уж не знаю, как насчет волос, а то, что голов много слетит, – это вам обещаю». Гольденберг побледнел и больше не произнес ни слова. Он вернулся после прогулки в камеру. В его камере была печка, рядом с ней лежала вязанка дров, что запрещено законом для обычных арестованных. Но ему – как знак доверия – разрешалось… Он вытянул веревку из вязанки, поднялся на табуреточку, за отдушник аккуратно веревочку зацепил и повесился. Как вы это все объясните?

– А как Его Превосходительство объяснил?

Лорис усмехнулся:

– Как и должно было объяснить – излишней ненавистью своего помощника к революционерам… и простодушной глупостью.

Я молчал.

– Попробуем подытожить. Первое. Когда вы сообщили им о Гольденберге с динамитом, что надо было сделать, по-вашему? Правильно – изменить маршрут Государя. Но это сделано не было. Второе. Оказывается, в Департаменте знали о готовящемся взрыве в столовой и тоже ничего не сделали. Наконец, третье – убивают осведомительницу, причем в тот момент, когда она выяснила личность опаснейшего преступника, который передает сведения революционерам. И вот сейчас вы узнали от меня, что Гольденберга, переданного вами правосудию и обладавшего ценнейшими сведениями, довели до самоубийства… Вы давно сделали необходимый вывод… – Хитрые армянские глаза уставились в упор. – Кто-то из руководителей Третьего отделения не дает возможности покончить с бандой террористов. Почему? Думаю, ответ один – этот кто-то, возможно, собирается использовать их в своих опаснейших целях… Всё это вы изложите в виде донесения ко мне. Вы ведь первооткрыватель – я не собираюсь отнимать у вас эту честь.

Я долго молчал. Он предлагал мне самоубийство… У моего доноса на Кириллова мог быть один результат – меня убьют, и все. Государь верит и будет продолжать верить Кириллову.