Верно заметил Мономах в своих заметках, названных «Поучением»: «Прежде чем приглашать гостя на пир, надо точно узнать его вкусы».
Уже слышен был и нарастал с каждым мгновением стук конских копыт. И великий князь Киевский Святополк Изяславич в нетерпении вышел на балкон крепостной стены, нависавший над кольцевыми укреплениями Киева.
Грохот копыт нарастал, а впереди этого грохота неслось облако пыли: из Дикой Степи в спины половцам дул ветер, обгонявший их лошадей. И из этого пыльного облака вылетели вдруг трое всадников. Двое остановили коней, а один из них подскакал к стенам стольного града и, размахнувшись, метнул что-то на балкон, прямо к ногам великого князя.
Это была голова посланца, снесенная с его плеч лихим ударом половецкой сабли.
Вот так вдруг и началось то, что было хорошо знакомо великому князю Киевскому. Он был отличным воином, а потому сразу почувствовал… облегчение, что ли. Да, теперь все для него стало ясным.
— Затворить все ворота! Воротной страже никого не пускать ни в город, ни из города. Ополчение — в строй! Дружины — к бою!..
И личному порученцу — негромко, на ухо — особое распоряжение:
— На балконе — голова посланца. Заверни в полотно, отнеси митрополиту. Пусть церковь возьмет на себя его отпевание и похороны.
Порученец помчался выполнять приказание, а великий князь Киевский уже отдавал новое распоряжение:
— Воеводу Отдельной Киевской дружины Железяна немедля ко мне!
2
Воевода Отдельной Киевской дружины Железян был староват для воина тех времен. Ему уже перевалило сильно за сорок, но он продолжал не только повелевать собственной — а потому Отдельной — дружиной, в которой служили его собственные внуки, но и сражаться во главе нее. Он был крепок, как трехсотлетний дуб, кряжист, как дуб, и тверд — потверже дуба.
— Зачем звал, князь? — Железян никогда не называл Святополка Изяславича великим князем. Себя он считал даже более могущественным рядом с этим не обученным в детстве княжонком. Железян не был Рюриковичем, но из всех Рюриковичей более других ему нравился Владимир Мономах.
— Под Киевом стоит десятитысячная армия половцев, воевода. Что делать?
— Ну не десять тысяч, — усмехнулся Железян. — Меньше. Это — разведка.
— И что нам делать?!
— А ничего.
— То есть как это — ничего? — опешил Святополк.
— Постоят и уйдут. Конные в городе не воюют.
— Куда уйдут?
— В Степь. Домой.
— Как домой? А зачем тогда приходили?
— С тобой познакомиться.
— А я не желаю…
— Так уже и познакомились. И выяснили, что ты растерялся.
— Откуда же им это известно?
— У Дикой Степи — везде уши. Торговцы, торки, греки, новгородцы, которые тебя не жалуют.
Святополк помолчал. И рявкнул вдруг неожиданно:
— Выселю всех!.. Выселю!..
— А что киевляне есть будут? — усмехнулся Железян. — Торговых людей трогать нельзя, это даже Дикая Степь понимает.
Великий князь долго и хмуро молчал. Потом спросил:
— Уйдут половцы?
— Уйдут. Ты на юг поглядывай. Там удар будет — по городам без каменных стен.
4
От стольного града Киева половцы ушли в тот же день к вечеру.
На юг великий князь не поглядывал, полагая, что на юге есть свои князья — они и должны поглядывать. Это не нравилось Железяну.
— Поглядывай на юг, князь, — напоминал он Святополку.
— Сам знаю!
— Сам знаешь, сам и расхлебывать будешь, — предупредил Железян. И ушел со своей дружиной из Киева.
Через четыре дня после этого половцы двумя отрядами наголову разгромили малые дружины южных городков Неятина и Ростовца, спалили их, пограбили вокруг селения и увели в полон двадцать тысяч русов.
В гневе и ярости великий князь Киевский Святополк повелел Железяну немедля вернуться.
Воевода накормил княжеского гонца, дал ему свежую лошадь и отправил назад в Киев, а сам во главе дружины ушел в Черниговское княжество.
— Приюти старого воина, князь Мономах, — сказал он Мономаху при встрече. — Житья нет с этим великим князьком.
Мономах принял Железяна с почетом. Повелел удобно расселить его Отдельную дружину, а самого старого воеводу поместил в собственном дворце, где закатил в его честь пир.
Пировали знатно. Прокричали славу Мономаху и славу воеводе Железяну. Уже раскололись пировавшие на группы, где говорили о своем и смеялись о своем, как неожиданно, без доклада явился юный половецкий хан Иляс.
Пировавшие на мгновение смолкли. А Мономах встал навстречу.
— Слава великому вождю вольной половецкой орды хану Илясу!
Прокричали славу вразнобой, но громко. Не кричал только Железян. Но тоже встал, опрокинув при этом кубок так ловко, что вино облило ему штаны.
— Простите неловкость мою. Старею.
А проходя мимо хана Иляса, спросил негромко:
— Злые вести, хан?
— И очень тревожные.
— Понял. Великий князь Киевский Святополк заколобродил?
— Да еще как.
— Объявляй всем.
И вышел.
— Я принес дурную весть, князь Мономах, — шагнув к столу, сказал хан Иляс.
— Здесь — друзья.
— Великий князь Киевский Святополк Изяславич повелел отдать Чернигов на поток и разграбление половецкой орде хана Итляра.
Глава третья
1