Если волшебный клубок знал, что я за фрукт, то, может, и дети что-то могли узнать в будущем. Ведь поверить Клубку, который якобы хранит тайны — это, конечно, можно… но я всё равно не доверяю на все сто процентов шерстяным клубкам… пусть даже говорящим… волшебным… не так важно.
В общем, я всё-таки решился рассказать детям правду. Даже представил, что если не расскажу, а мы всё равно каким-то чудом помиримся, то потом они узнают обо мне правду, и снова начнётся вражда между учителем и учениками.
И знаете, детишки почувствовали мою искренность.
Возможно, это и было то самое, о чём говорил Скотт… и чего я недопонял тогда.
— Вот сейчас ты впервые сказал правду, — улыбнулся Пушкин. — Димон, ты молодец. Моё к тебе уважение. Однако и мы хотим признаться.
— Говори.
— Мы не можем без пакостей. У нас такая природа. Я говорю почти как взрослый. Но и думаю, как взрослый. И хоть мне всего восемь, я всё равно пытаюсь быть взрослым. Мой отец говорил, что только взрослый человек может решать свою судьбу. Так если я буду вести себя как взрослый, то…
— Я понял, понял. Не превращайся в… — Я посмотрел на Толстого, но решил прерваться, ведь знал, что Пушкин копировал меня и мою тавтологию. — Не превращайся в такого же… взрослого… как я. Это не так круто, как может показаться. Если бы ты мог заглянуть в будущее, то сожалел бы о том, что не был ребёнком в детстве — в том самом возрасте, в котором ты сейчас. — Я посмотрел на всех детишек и громко добавил: — В котором все́ вы сейчас!
— То есть ты искренне желаешь, чтобы мы были детьми? Все мы?!
— Да, Саня. Ты и твои друзья будут обычными детьми. А я буду тем, кем мне приходится быть в этом мире.
— Но ты и так старше нас на десять лет, если брать возраст из твоего мира. Так что вполне можешь уже быть учителем.
— Согласен. — Я ещё раз посмотрел на всех детишек. — Вот видите, парни, насколько круто, когда мы с вами ладим. А что касается вашей приро́ды, как один из ваших выразился, — подмигнул я Пушкину, — то пошалить мы можем над другими. Необязательно подставлять учителя и наживать себе врага, особенно такого опытного, как я.
Логика у меня, конечно, стальная: меня не трогайте, а других можете трогать. Да ещё и я́ вам помогу с этим.
Но это не совсем так.
Я имел в виду, что в этом мире полно сорванцов, против которых можно показать своё мастерство. И если дети направят свою энергию на хулиганов, а не на своего учителя, то выиграют все.
Дети засмеялись. Они понимали, что не такой я и опытный. Но с другой стороны, они побаивались чего-то… или, может, кого-то, ведь всё равно не знали меня всего.
Может, я снова им где-то врал, даже говоря искренне. Эдакая ложь через искренность. Ещё один выдуманный талант.
— А ты можешь ещё чем-то поделиться из своего мира, Димон?! — выкрикнул Толстый. Парень был уверен, что ему снова можно обращаться ко мне на «Ты». Кроме того, я и сам об этом сказал.
— Например?
— Ну не знаю. Ты про баранов рассказывал и чёрный горох на стадионе.
— Куча бараньего дерьма в виде чёрных M&M'S, — поправил я.
— Ну да, да, — посмеялся Лев Николаевич. — Мне понравилась та ваша людская магия, что в твоём мире. Может, есть ещё какая-то магия?
— А… ты про это. — Я начал вспоминать, но потом решил выкрутиться общей фразой: — Да, магии такой полно в нашем мире. Обязательно покажу, ведь её лучше показывать, а не о ней рассказывать. Да и приходит она только тогда, когда приходит тот самый момент. Знаю, вы не всё понимаете. Но можете смело довериться мне. Уверен, скоро вы ощутите магию. — Я резко вспомнил одну из таких магических вещей. — Хотя чего скоро… можно прямо сейчас.
— Ура! — оживились ещё больше все дети.
Всё-таки один момент был, который не мог убрать из ребёнка детство, — забывчивость.
Дети быстро забыли, как ещё два часа назад злились на меня.
А теперь, когда история про моё попаданчество была озвучена, детишки радовались тому, что их враг — это вовсе не враг. И что он стал другом, который покажет прямо сейчас что-то магическое из своего мира.
— Сейчас жарко, правильно?
— Да! — хором ответили мелкие.
— А какая магия из моего мира спасает в жару, даря освежающий эффект?
Дети почему-то опустили головы.
— Ну же, ребята. Неужели так сложно догадаться? Вы же не тупые. — Я даже шлёпнул ладонью по воде. — Или вы испугались перьев? Вот видите, я вам даже подсказку дал. Я же про воду говорил, ребят! — решил я сам за них ответить, хотя так и не понял, почему они опустили головы.
— Да мы знаем, Димон, — неохотно промямлил Химик. — Вода в жару освежает.
— Тогда чего вы не говорите об этом?! Я вас что-то не понимаю. Дава́йте!.. Запрыгивайте в водичку!
— Мы… — начал Толстый. — Й-я не умею…
— Так я научу тебя плавать, — поддержал я Толстого. — Ты только сделай первый шаг… Нырни в воду.
— Я тоже, — быстренько проговорил Пётр Великий, подняв и опустив руку.
— И я, — подключился Пушкин. А за ним и все остальные.