Княжеская школа магии (СИ)

Не дождавшись ответа хоть от кого-то, я обратил внимание на учительский стул, на который собирался сесть. Оказалось, что мелкие обмазали его клеем.

— Что-то у вас очень туго с соображаловкой, пацаны. Вы бы могли придумать что-то получше, чем клей под моей задницей. Но раз вы так не уважаете меня, то спрошу прямо: кто размазал седло?

— Стул! — выкрикнул кто-то, пытаясь поправить меня. Я даже не заметил, кто именно, но звуки доносились с последних парт.

— Значит, будем считать, что это был ты, Пушкин, — указал я пальцем на мелкого волосатика, у которого уже в восемь лет росли бакенбарды. — Или ты, Гоголян.

У Гоголя, между прочим, росли усики. Реально какие-то необычные дети.

— Откуда ты знаешь нас? — недоверчиво наехал Пушкин. В его глазах читалось: «Щё цэ за магия, лярва японская?»

— Сперва заслужи это право на «Ты», а уже потом тыкай, бакенбард мелкий, — не стал я ослаблять напор. — И вообще, откуда у тебя бакенбарды в восемь лет?

— Не знаю, — пожал волосатик плечами.

— А у тебя с усами что? — перевёл я взгляд на Гоголя.

— С рождения такие были. Саня Пушка такой же, как мне кажется, — скромно ответил Гоголян, махнув головой в сторону своего дружка.

— Пропуск в трусики есть? — подколол я мелкого.

Дети молчали. Я понял, что сморозил полную херню.

— Ладно, проехали. Перейдём к тому, о чём говорили. — Я кинул стул с клеем в сторону двери. От громкого удара некоторые ученики дёрнулись. — Короче, если ещё раз увижу клей на стуле, посажу каждого голой жопой на этот клей. А тебя, Саня Пушка, и тебя, Гоголян, прижму лицами к жопе вот этого вот пухлого, — указал я пальцем на толстячка. — Как раз каждому по одному полужопию достанется. Сразу же лишитесь: один — усов, второй — бакенбардов.

— Вообще-то, при склонении слова «бакенбарды» во множественном числе в Родительном падеже будет «бакенбард», а не «бакенбардов».

— Ебало завали, гризли, или отправлю…

— К директору? — снова перебил Пушкин.

Нельзя было допускать, чтобы детишки садились на шею, поэтому я моментально ответил:

— Не перебивай, когда учитель говорит, животное! Или тебя давно на́ хуй никто не посылал?

— Почему у тебя столько матов?

А этот мелкий очень стойкий. Да ещё и на «Ты» продолжал атаковать.

— Потому что у меня такая способность с рождения. Ещё могу воскреснуть. Так что замочить меня не получится. А ещё коту расскажу, что ты маслом хочешь накрасить его цепи.

— Не «накрасить», а… — волосатик резко замолчал. Он понял, что сейчас ему кто-то сломает нос или выбьет несколько зубов. — Откуда Вы знаете про кота и цепи в масле?! — испуганно спросил Пушкин, даже перешёл на «Вы».

— Мысли умею читать, когда злюсь! — гаркнул я. — Это, между прочим, ещё одна способность, гопники-полурослики. Так что не заставляйте меня злиться, — посмотрел я на весь класс, — и тогда проблемы не возникнут ни у вас ко мне, ни у меня к вам. — Понимая, что сказал что-то не то, я попытался не возвращаться назад, а завершил: — Думаю, вы поняли, что я хотел этим сказать. В общем, где ёбаный журнал?!

— В нижней полке, — сказал Гоголь и сразу же подбежал к учительскому столу. — Только нужно быть осторожным, а то там мышеловка, — предупредил мелкий.

— Может, сам достанешь? — скривил я такую рожицу, что Гоголян и не сопротивлялся.

Мальчишка аккуратно достал мышеловку и выбросил её в мусорное ведро. Дал мне журнальчик.

— А чего он такой заляпанный?

Конечно же, детишки мне на этот вопрос не ответили. Но когда я открыл журнал, то всё стало ясно — журнал ненастоящий. Его смастерили, скорее всего, Саня Пушка и Гоголян. Ребята даже положили его в тумбочку совсем недавно, потому что краска на обложке журнала ещё не высохла. И эта краска была очень похожа на ту, что разлилась у входа в класс.

— Что это за поебень такая, спиногрызы?! Где настоящие фамилии?! Почему тут одни клички какие-то?! — продолжил я свой наезд.

— А это у нас такой журнал, — хитро улыбнулся Пушкин.

Волосатик, по всей видимости, очень быстро забывал сказанное мной выше либо специально не хотел ослаблять напор. Ну прямо как я. Вот только разница между им и мной в том, что я физически гораздо выше и сильнее. Здесь особо нечем хвалиться, однако я просто констатирую факт. И как бы мне не хотелось продолжать свой наезд, но он был необходим в самом начале.

— Да неужели? — улыбнулся я, и сразу же изменил улыбку на ярость: — Ах ты, сука, энцефалит волосатый!

Я резко подорвался, открыл окно, подошёл к Пушкину, взял его за шкирку и метнул в то самое окно. Благо с первого этажа лететь неопасно.

— Вы думали, что я пошутил, ублюдки сраные?! — снова пришлось гаркнуть, чтобы мелкие зашатались. — Не на того нарвались, пиздюки метровые. Я своей башкой рисковать не буду. Если случится так, что из-за вас меня захотят казнить, то знайте, я воскресну и каждому оторву голову, когда вы будете спать. А потом засуну эти головы в ваши мелкие детские жопы, разорвав их так, что даже двенадцатипе́рстная кишка охуеет от моей жестокости. Вам, блядь, всё ясно, уро́ды из русского Шира?!