Спальня князя Владимирского была намного скромнее остального дворца. Простые белые стены, широкое окно, дубовый стол и стулья, просторная кровать и пара сундуков – все добротное, хорошо сделанное, но не роскошное. Меч святого Бориса был брошен стоял в углу, рядом с тазом с водой.
Самой необычной частью убранства был портрет отца князя – Юрия Долгорукого. Священники такие мирские изображения не одобряли, считали их проявлением гордыни. Но Боголюбский явно не стеснялся показывать портрет гостям и повесил его напротив входа.
Князь прошаркал к небольшому камину и недовольно потыкал ногой сваленные внутри дрова.
– Я его и так, и сяк. А оно не горит никак! Посмотри, что там, а?
Олег кивнул и полез в камин, украдкой оценив украшенную искусной резьбой решетку. На ощупь дрова оказались мокрыми.
– Княщь, так они сырые совсем.
– Правда? А я и не заметил! Вот ведь лентяи безрукие! Проверь в корзинке, может там сухие со вчера остались.
Олег быстро вытащил сырые дрова и начал собирать новые из стоявшей рядом корзины. Под взглядом князя сонливость и опьянение как рукой сняло.
Боголюбский присел на кровать и тяжело вздохнул.
– Ты откуда, Олег? – спросил он, глядя в окно.
– Средняки. Это село такое. Под Суздалем.
– Так ты наш, залесский? А чего к Михаилу пошел служить, а не ко мне?
– Отец посоветовал. Сказал, что у тебя и так дружина большая. А в Торческе у него друг был, мне помог устроиться, – Олег выцепил из корзины две сухих деревяшки и кинул их в камин. – Два года вот с ними хожу.
– Молодец. В осаду в Торческе сидел?
– Да именно что сидел! – пожаловался Олег. – Посмотрели на Ростиславичей пару седмицы, из луков постреляли, камнями покидались. А потом они ушли и все.
– Понятно. На Киев в том году не ходил?
– Нет, оставили меня город сторожить. Вообще в настоящем бою не был, – стыдливо признался дружинник.
Почему-то ему не хотелось ничего скрывать от князя. Может из-за браги, может из-за жары, но Боголюбский вдруг показался ему добрым, давно знакомым стариком, который всегда готов выслушать и дать совет.
– Да не рвись ты в пекло. Успеешь еще, – князь поморщился, будто от внезапной боли. – Под Киевом вообще хорошо, что не был. Проигрались мы тогда знатно… Жена есть?
– Нету. Я парень вольный.
– Правильно, гуляй, пока можешь! У меня вот вроде есть супруга, а вроде и нет. Уже сколько времени раздельно живем.
На это Олег ничего не ответил. Ляпнуть лишнего очень не хотелось.
Набрав сухих дров и хвороста, Олег начал работать огнивом. Раз, два – и комнату осветил яркий огонь. Князь довольно крякнул, подобрался поближе и вытянул руки к пламени.
– Ух, хорошо… Цени молодость, Олежка. С возрастом кости начинает ломить, глаза ничего не видят.
– Слышал такое, да – осторожно ответил Олег.
– А еще всего бояться начинаешь, особенно вечерами, – после тишины добавил князь. – Прямо трясет иногда.
– Чего же тебе бояться, княже? Мы за тебя горой! – Олег горделиво выпятил грудь.
– Какой ты лихой! – князь хлопнул себя по колену. – С такими, конечно, надежно. Но все равно пугливо мне. Смерть – она без предупреждения приходит, как захочет. Вот как Глеба моего взяла и забрала.
Боголюбский убрал со лба седые локоны и уставился в огонь. В спальне вдруг стало очень тихо
Олег нервно закусил губу. Что на такое отвечать? Сочувствовать – как-то глупо. Успокаивать и веселить – как-то нагло. А если молчать – совсем за дурака сойдешь.
От неловкой тишины его спас вошедший в комнату Анбал. В левой руке ключник держа кошель, полученный от Прокопия.
– А ты чего тут делаешь? – удивленно спросил он.
– Не дергай парня, – князь заговорщически подмигнул Олегу. – Мы тут с ним шушукаемся.
Анбал нахмурился.
– Хозяин, ты лекарство свое принять забыл.
– Опять ты с этой гадостью, сколько можно?! – Боголюбский всплеснул руками.
– Лекарь же говорил…
– Знаю я, что он говорил! Ладно, готовь.
Ключник протопал к столу и достал из кошеля пузырек с мутной жидкостью и сушеные травы. Он вылил что-то из пузырька в кружку и добавил туда травы. Комнату заполнил резкий запах: как будто кровь смешали с углем. Затем Анбал поднес кружку к камину, подержал ее над огнем и отдал князю.
Боголюбский вдруг закашлялся и зажал нос. Престарелый князь стал похож на мальчишку, которого заставляют есть невкусное. Он брезгливо сделал маленький глоток лекарства и тут же выплюнул его обратно в кружку.
– Что за отрава?! Сегодня совсем горькая, язык жжет!
– Нужно выпить, лекарь сказал, – Анбал пожал плечами.
– Много твой лекарь понимает! Я от такого лечения еще быстрее помру! Убери, не буду пить.
Анбал замер, переводя взгляд с князя на лекарство и обратно. Не решившись спорить, он быстро забрал кошель с кружкой и вышел.
Князь с чувством ругнулся:
– Живот они мне лечат, видишь ли. Залечат сейчас в могилу! – Боголюбский нервно поправил сползшее с плеч одеяло и прислонился к стене. Похоже, что злоба быстро его утомила. – Ладно, Олег, иди, карауль там. Утром дам тебе пару гривен: отдохнешь, погуляшь.
– Спасибо, княже! – Олег был настолько удивлен неожиданной щедростью, что забыл поклониться.
– Иди с Богом.