Княжья доля

Если бы в воде не было примесей серебра, то эта влага и вовсе не сумела бы повредить ему. Однако так уж сложилось, что с полгода назад те же самые разбойники только-только пришли в эти места. Сделали они это не по своей воле — бежали от ратников князя Ингваря. А пока добирались, то один из них, с двумя ранами в ноге, поотстал от своих товарищей и, споткнувшись в очередной раз, выронил из прорехи рубахи холщовый мешочек, в котором хранил несколько гривен серебром. Пропажу он так и не заметил — не до того было. Придя же на место, он свалился в беспамятстве и скончался через пару дней, не приходя в сознание. А мешочек так и остался на дне, занесенный течением под одну из коряг. Было это совсем неподалеку от того места, где лежал Константин. Ветхая ткань давно прорвалась, и вода, омывая кусочки серебра, бежала себе дальше.

Хлад никогда не выбирал самостоятельно своих будущих жертв. На это приходил приказ от неведомого и незримого Хозяина. Только тогда начиналась охота за очередным жалким двуногим существом. Поначалу он не чуял его и выжидал лишь случая, когда на поверхности тела жертвы проступит хотя бы несколько пятнышек крови. У каждого из этих жалких двуногих она была разная, отличная от других, хотя сходство, и порою очень сильное, имелось.

Он никогда не знал, чем именно то или иное существо не угодило Хозяину, даже не задумывался над этим, как, собственно, и ни над чем иным. Действовала эта тварь всегда бездумно. Смысл жизни слугу Хаоса никогда не интересовал. Даже своей собственной. Его вообще ничего не интересовало. Он не знал, когда появился на земле, не испытывал ни малейшего желания общаться с себе подобными, которые так же, как и он сам, верно служили Хаосу. Добраться до них, невзирая на тысячекилометровые расстояния, для него не составило бы труда, но он никогда не делал такой попытки.

Мудрые и знающие люди называли его Хладом, но на самом деле у него даже и имени-то не было. Он просто жил и время от времени выполнял получаемый приказ. И даже тогда, когда он всасывал в себя очередную жертву, никаких эмоций, хотя бы отчасти, пусть очень отдаленно, но напоминающих человеческие, в нем не возникало. Разве что ненависть — огромная, всепоглощающая ненависть ко всему живому, но ее можно было не брать в расчет, поскольку она в нем была всегда. Более того, она присутствовала в нем изначально. Он был создан с нею, он ею жил...

Но а это чувство разительно отличалось от человеческого, поскольку ни один, даже самый закоренелый злодей, не испытывает ненависти просто так, он обязательно находит для нее какие-нибудь причины, пусть хотя бы просто для оправдания этого недостойного чувства. Да и сама ненависть у человека всегда конкретна, направлена на определенный объект. А самое главное, что при этом она всегда компенсируется — в большей или меньшей степени — любовью. Пусть к кому-то одному. Пусть даже только к себе.

Хлад же не любил никого и никогда. Даже себя. Зато ненавидел все окружающее, но не за что-то, а просто так, ибо являлся не просто слугой Хаоса, но его крохотной частичкой, маленьким сколком могучей, подвергающей все и вся разрушению, вселенской силы зла и безумия. Он воплощал в себе своего Хозяина, всю его бессмысленность, безнадежность и безумие. Никакой веры, ни единой мечты, ни малейших планов на будущее. Он не знал ни своего начала, ни своего грядущего конца. Как и сам Хаос, Хлад тоже существовал лишь для разрушения и уничтожения. Он нес хаос в себе и оставлял его за собой.

Только одно желание прочно держалось в нем, не исчезая ни на миг, — исполнять то, что велено Хаосом. Но и с этим он тоже родился. Именно для этого его и создал Хаос.

Лишь раз что-то тоненькое и неведомое доселе шевельнулось в его черном теле. Это было давно, очень давно. Там, на крохотном острове посреди бурной могучей реки, лежал человек. Подле него упала порубленная в жестокой сече дружина и валялось неисчислимое множество вражеских трупов. Все его соратники погибли, но человек вновь остался жить. Кровь, покрывавшая его одежду, была наполовину чужой, наполовину собственной. Шрамы сплошь и рядом украшали его тело, включая даже гладко выбритую голову. И вот когда человек уже начал надеяться, что спасся, спустя немного времени пришел Хлад. Человек все понял, но не испытал при этом ни страха, ни ужаса. Он был подлинным воином, умеющим побеждать и принимать поражения. Человек осознал, что перед ним враг, который сильнее его, и принял свою смерть как должное, хотя даже в своей последней, явно неравной схватке он не сдался, выплеснув из себя все оставшиеся силы. Убивая его, Хлад и испытал нечто доселе ему неведомое. Нет, он не колебался, исполняя приказ своего Хозяина, у него не появилось и мысли о том, чтобы не выполнить команду. Но это был достойный враг, заслуживающий уважения. Он не просил пощады и даже при таком явном неравенстве сил сопротивлялся до конца. Звали его Святославом.