— Вот и повоюем, — подытожил Славка. Настроение у него поднялось явно выше среднего. — Да, а куда Николая пристроим? — спохватился он, поглядев на того даже с каким-то сочувствием. Все-таки собственная задача уже получена, а сосед как бы лишний получается.
— Кстати, мужик он хороший, — панибратски хлопнув бывшего священника по плечу, вставил в разговор свои три копейки Минька. — Я хоть и атеист, но как психологу не меньше пятерки ему поставил бы.
— Вот и ответ, — пожал плечами Константин. — Будет заведовать идеологией, сеять разумное, доброе, вечное.
— И опиум для народа, — вставил Славка, лукаво поглядывая на Миньку.
— Мы ему и без опиума такую кучу дел найдем, что только держись, — беззаботно махнул рукой Костя. — Одно только народное образование поднять — уже задача на долгие годы. Наверное, сам уже успел убедиться? — обратился он к священнику.
Тот согласно кивнул и как-то неуверенно протянул:
— Вот только… — и вновь замолчал.
— Что именно? — Константин видел, всеми фибрами души чувствовал, что самого старшего из всех присутствующих, следовательно, самого умудренного житейским опытом, терзают какие-то мучительные вопросы, и ему очень хотелось, чтобы они были заданы во всеуслышание, пока здесь присутствовали все четверо. — Ты не стесняйся, говори. Считай, что здесь тайная вечеря. Правда, апостолов маловато, зато Иуды нет.
— Позже, — уклонился от ответа Николай и, смущенно улыбаясь, неопределенно повертел здоровенной мужицкой пятерней в заскорузлых мозолях. — После сообщения вашего, уважаемый Константин, такая каша в голове образовалась, что до конца не соображу никак. Вопросы-то есть, вертятся на уме, и много их, но вот в слова покамест не обернулись.
— Ну и ладно, — примирительно улыбнулся Костя. — После задашь. Когда обернутся. Вместе и подумаем. Гуртом оно всегда веселее.
— Веселее, это да, оно, конечно.
— Только вот десять лет… — протянул неуверенно Минька.
— А что десять лет? — отозвался Константин, не давая парню впасть в уныние. — Антисанитария? Так баня есть шикарная. Зубы нечем почистить с утра? Яблочко пожуй, оно придает свежесть дыханию, очищает эмаль от зубного налета, а главное — натуральный продукт и никакой химии, в отличие от всяких там джутти-фрутти заморских. Это американцам можно, чего с них возьмешь, а мы-то с вами не коровы жвачные. Зато воздух какой, просторы кругом, леса, да и материально мы неплохо устроены — рубли до получки подсчитывать не придется.
— Это нам, — уточнил Славка. — И то благодаря тебе. А вот народ как горбатится, видел?
Константин посерьезнел.
— Народу главное, — веско заметил он, — чтоб князья с боярами налогами не больно-то обкладывали, да чтоб покой их оберегали. И они уже счастливы будут. Ну, бояр мы приструним, хоть и не сразу, дай срок. А границы на замок запрем уже в самое ближайшее время.
— Справишься ли? — усомнился Славка.
— В одиночку — нет, — ответил Константин. — А вот с вами вместе — запросто. Я — власть, вы — сила, ум и совесть. Вместе мы о-го-го. Будет как в детской игре, помните? Ну, там вода тушит огонь, огонь сжигает бумагу, камень тупит ножницы. Я сам, правда, смутно помню, но суть у нас должна быть та же. Власть поддерживает силу, сила вырастает в своей мощи благодаря уму, ум укрепляет власть, а совесть ее сдерживает. Схема проста и элементарна. Только, ребята, вы уж запомните, что я все-таки князь. Здесь панибратство не принято.
— Уже зазнается, — подмигнул Славка Миньке.
— Да нет, — пожал плечами Константин. — Просто и у нас в двадцатом веке командующий округом в обнимку ни с командиром взвода, ни даже части не ходит.
— Это верно, — согласился Вячеслав.
— Да и министр, ваше НИИ курирующий, с тобой целоваться не полезет, — обратился Константин к Миньке.
— А если открытие важное сделаю? — возразил тот. — И руку пожмет, и обнимет.
— Ты вначале сделай, а уж потом и я тебя и обниму, и поцелую… если захочешь, — пообещал Костя. — А пока субординация и поменьше слов из непривычного здешнему обитателю лексикона. А то за колдунов примут или еще чего похуже. И при обращении ко мне «князь» или «княже» не забывайте упоминать.
— Точно зазнается, — согласился Минька со Славкой. К Николаю они, словно сговорившись, не обращались вовсе. Будто и не было его за этим столом. Может быть, слишком заметна была существенная разница в возрасте — все же сорок восемь лет, а может, потому, что он еще находился в плену собственных многочисленных и не высказанных вслух догадок, сомнений и вопросов, не оформившихся в слова. Кто-то их поведение, возможно, счел бы неправильным, но интуитивно они избрали самую лучшую тактику — дать человеку время самому разобраться в себе.
— Ладно, ладно. Сейчас пока пообвыкнемся, а потом ему темную устроим, когда он все наладит, — вновь весело подмигнул Славка Миньке, но, заметив, как тяжело поднялся из-за стола Константин, припадая на раненую ногу и морщась от боли, добавил виновато: — И когда выздоровеет.
— Ну, шутки шутками, а нам и спать уже пора. Светать скоро будет, — подытожил Константин. — Здесь встают рано, так что можем не выспаться, а день тяжелый впереди.