Княжья Русь

Воевода крутнулся на месте и понял, что опоздал. Печенег ударил руса со спины, наотмашь. Насмерть. Увидев летящего на него Артёма, степняк взвыл, рванул саблю, увязшую в теле умирающего отрока, понял, что не вытащить, метнулся назад, к стене, но соскочить не успел. Артём хлестнул его по загривку и (инстинкт сработал) припал к настилу, уйдя от печенежской стрелы.

Степняки возобновили обстрел, как только стало ясно, что штурм не удался. Постреляли и отошли, так и не решившись на новую атаку. Те, кто пришел грабить, отличаются от тех, кто защищает свой дом. Грабители куда больше дорожат своей жизнью.

Штурм дорого обошелся Артёмову войску. Семеро убитых, пятеро тяжелых раненых и втрое больше – легкораненых. Еще несколько таких атак – и у Артёма не хватит людей, чтобы оборонить всю длину стены. Тогда – конец. Остается надеяться, что копченые, понесшие значительно большие потери, на новый штурм не решатся. По крайней мере сегодня.

И еще кое-что интересное заметил Артём.

Кроме тех печенегов, что ныне безуспешно атаковали городок, были еще и другие. Эти спокойно ждали в отдалении. Артём не смог разглядеть, какого они племени, но готов был поклясться, что они точно не Хоревой.

В избе воняло дерьмом и паленым волосом. «Большой хан» Кохчуб, голый и потный, висел на перекладине и злобно шипел. Артёмов дорожный кат, немолодой уже пегобородый варяг по прозвищу Жаворонок, деловито перебирал рабочий инструмент: что-то откладывал в сторону, что-то совал в горку тлеющих углей. За пленника он еще толком не брался: так, вытянул пару раз кнутом и опалил брови.

Артём уселся на чурбачок напротив печенега, спросил по-печенежски:

– Скажи, ханчик, если я тебя отпущу, уведешь своих обратно?

– Уведу! – не раздумывая, ответил хан. Глаза его вспыхнули радостью.

– Погладь его, Жаворонок, – приказал Артём.

Кат взял кнут и, не сходя с места, выбросил его в сторону пленника. Вокруг туловища печенега обвился красный рубец. Хан зашипел.

– Не надо мне врать, – назидательно сказал Артём. – Мой отец – великий ведун. И меня кое-чему научил. Ты этого не знал?

Печенег молчал, только глядел злобно.

– Некогда мне тут с тобой засиживаться, – сказал Артём. – Надо на стену идти, твоих родичей бить. Потому хочу, чтоб ты запомнил: когда я спрашиваю, надо отвечать. И отвечать правду. Иначе – наказание. Жаворонок, большой палец шуйцы.

Кат отложил кнут, надел рукавицу, вытащил из углей мощные клещи, подошел к пленнику. Варяг был намного выше щуплого печенега, потому без труда дотянулся до примотанной к перекладине руки. Пленник забился, задергался, но кат наступил на хвост веревки, которой были спутаны ноги печенега, и тот биться перестал. Только извивался, как ухваченная за голову и хвост гадюка.

– Погоди, Жаворонок, – остановил ката Артём, когда раскаленные клещи, зашипев, коснулись кожи. – Сдается мне, ханчик уже все понял.

– Убей меня, убей, проклятый рус! Я тебя не боюсь! Я к тебе с темной стороны приду и буду кровь пить! – истерично завопил печенег.

Жаворонок вопросительно глянул на своего князя, но Артём качнул головой. Не важно, что именно кричит пленник, важно – как он кричит. Молодой хан кричал правильно. Он сломался, и боль больше не нужна. Она только испортит «взаимопонимание».

– Придешь, как же! – усмехнулся Артём. – Вот, если б ты воином был, тогда, может, и отпустили бы тебя твои мертвые боги. А раба ничтожного кто отпустит? Будешь за моими предками кизяк убирать до скончания веков.

– Я воин! – взвыл печенег.

– Какой же ты воин? – добродушно, добивая, произнес Артём. – С коня свалился, в плен попал, как девка. Нет, ханчик, ты не воин. И чтоб на той стороне тоже об этом знали, мой человек откусит тебе большие пальцы на руках. Чтобы убирать кизяк, они не нужны. Да и мне с рабом говорить невместно. Жаворонок, закончи дело и выпусти ему кишки. Только не здесь. Не хочу, чтоб избу провоняло. На помойку отволоки, к яме, куда гнилую требуху сбрасывают. Там как раз его родичей привязали. Пусть полюбуются на своего хана.

Сказано было по-печенежски, так что Жаворонок даже не шелохнулся: языка копченых он не знал. Но Кохчуб об этом понятия не имел. Мысль о том, что он будет унижен на глазах у своих, его окончательно добила.

– Я – воин! – выкрикнул он тонким, почти жалобным голосом. – Если есть в тебе честь, рус, убей меня честно!

– А ты бы убил меня честно, кабы твоя взяла? – поинтересовался Артём. – И тут же напомнил: – Только не лги мне, помни, что я ведун.

– Я… – Печенег запнулся, но потом все же нашел в себе силы, переборол страхом страх и сказал правду: – Я бы тебя на куски резал, – подумал немного и добавил: – Из головы твоей сделал бы чару. Как хан Курэй.

– Что ж, это почетно, – одобрил Артём. – Мне с хаканом Святославом равняться лестно. Однако ныне ты у меня в плену, а не я – у тебя. А потому, если ты воин, то давай поговорим как воины. – И, по-словенски: – Отвяжи его от перекладины, Жаворонок.

Кат с сомнением поглядел на своего князя, но спорить не стал. Чиркнул ножом – и печенег осел на подстеленную загодя соломку.