Княжья Русь

И еще – село в полуверсте. А там, Гошка сразу понял, нехорошее творилось. Все три дома больших горели и амбары. И конные меж ними метались. Чужие. У Гошки в животе все захолонуло, будто воды ледяной налили. Неужто степняки? Вот беда какая!

– Господине грома, могучий Сварог, помоги-пособи! – взмолился Гошка, теребя пальцами оберег. – Укрой, спаси, оборони! Сделай так, чтоб мамка с сестренками уйти успели! Уважь, Свароже! А я уж тебя отблагодарю! – жарко и быстро проговорил Гошка и тут увидел, как от села через поле общинное девка бежит.

Глаза у Гошки острые, девку он сразу узнал. Лушка. Деда Гошкиного меньшая дочка. Не того деда, что в дальних краях сгинул, а того, что матушке отцом. Которого той зимой лихоманка не прибрала.

Плохо бежала Лушка – ноги, подол во всходах путались. Те два конных, что за ней ехали, могли б ее сразу догнать, если б коней в галоп пустили. Но они не больно спешили. Будто играли с Лушкой. То догонят, то отстанут. И смеялись. А Лушка бежала со всех ног – красная вся, простоволосая… И прямо туда, где батя залег. Что ж он делать-то будет? Конные, видно сразу, степняки. Шапки высокие, куртки бляхами обшиты. И оружные.

Батю они, хоть и с коней, все равно не увидели бы.

Испугался Гошка. И за себя, и за батю. Очень они страшные, степняки-копченые. Рожи нелюдские – чисто морды кошачьи. Только голые – одни хилые усишки торчат.

Нет, не увидели бы они батю.

Только он сам встал.

Встал над травой, лук вскинул и сразу три стрелы послал. Стрелы у бати легкие, охотничьи. Бронь такими не пробить. Но одного батя сшиб. Точно в глаз попал. А второй, хитрый, под брюхо лошадиное нырнул и… Гошка даже не увидел, как он стрельнул. Услышал, как стрела пропела, и у бати из спины наконечник вылез.

И тут у Гошки сразу страх пропал. И такая ярость внутри проснулась, будто кто огнем в самое сердце плеснул. Гошка тоже вскочил, на лук свой малый тетиву накинул и решил: убьет татя! Лук-то у Гошки слабенький, но за двадцать шагов злодея достанет.

– Свароже-Громовержец, – еще жарче взмолился Гошка. – Не дай ему убечь! Пусть поближе подъедет, чтоб я дострелить мог!

Услышал Сварог.

Кинул степняк лук в налуч, нагайкой коня хлестнул – и на Гошку.

Проскакал мимо Лушки, застывшей, рот руками зажавшей зачем-то… Хлестнул нагайкой – Лушка и упала. Знать, нагайка у степняка непростая: с железом в хвосте. Такой волка на скаку убить можно, если верно попасть.

А степняк сшиб Лушку и даже коня не придержал. Так на Гошку с нагайкой и налетел.

Тут Гошка в него и стрельнул. В глаз целил – как батя. И попал бы, да конь под степняком осекся, и стрела только шапку высокую с татя сбила. Гошка вторую стрелу из колчана выдернул и стрельнул, уже когда степняк прямо над ним повис да нагайку свою занес… Стрельнул и зажмурился, потому даже и не понял, куда попал. Услыхал только удар глухой, будто не стрела легкая, а сулица тяжелая в степняка ударила.

От звука этого Гошка глаз приоткрыл… Как раз вовремя, чтоб увидеть, как степняка вместе с его нагайкой из седла вынесло.

Гошка подумал: не иначе Сварог стрелу его десницей своей укрепил – и обрадовался.

Конь степной мимо проскочил, но тут же назад вернулся, над хозяином встал, зубы оскалил, уши прижал: не подходи. Тут Гошка на степняка глянул – и рот раскрыл. У татя в груди – чужая стрела. С перьями черными. Она его и сбила. Хотя и Гошка не промахнулся. Тоже попал. Только стрела его, слабая, у степняка в щеке застряла.

От этой чужой стрелы Гошка так удивился, что застыл столбом – как Лушка глупая, только что рот руками не закрыл. А очнулся, когда над собой услышал:

– А ты храбрый, малой!

Тут Гошка обернулся и увидел Его! Сначала коня увидел огромного. Степняков конь рядом с этим – будто жеребенок годовалый. А на коне – всадник. Да такой красивый: в сверкающем железе с головы до пят. Да по железу, золотом – картинки чудные. А на шлеме – личина страшная, с дырками, из которых глаза сверкают. А над личиной – образ чудный. Всадник с копьем, гада дырявящий.

«Не иначе, сам великий князь», – подумал Гошка. И так растерялся, что даже на колени не пал. Так и остался стоять, рот разинув.

А князь рукой махнул – и понеслись мимо них вои конные. Много. И все в бронях сверкающих. К селу поскакали.

Гошка испугался: на пути у них батя лежал. И Лушка. Но всадники увидели их и не стоптали. А Гошка как про батю вспомнил, так побежал к нему… И сразу понял, что тот – мертвый.

Гошка присел рядышком, батю за руку, теплую еще, взял и заплакал. И все плакал и плакал. Так плохо ему было. А потом про мамку вспомнил и плакать перестал. На ноги вскочил, к селу бежать хотел, но тут рядом тень увидел: тень великанова коня и всадника его. Это значит, пока Гошка плакал, он рядом стоял.

– Родич твой?

– Батюшка.

– Беда… – прогудел всадник. – Велю гридням своим: похоронят по-людски. Как зовут тебя, малой?

– Годун, – всхлипнув, проговорил Гошка.

– Поехали, Годун. Темнеет уже. Скоро волки придут.

– Я волков не боюсь, – хмуро сказал Гошка и еще раз всхлипнул.

– Верю, – согласился всадник.

Подхватил Гошку легко, будто куренка, усадил коню на холку, и они поехали.