Княжья служба

Усталость ушла, я вскочил на коня, которого тоже покормили отборным овсом, и не спеша поехал. После еды надо немного отдохнуть мне и коню. Добрался до Москвы за пять суток, почти загнав коня. Бросил у ворот коня, забарабанил в ворота. Князь конечно же уже отошел ко сну, но по моему требованию его беспрекословно разбудили. Старший дружинник Митрофан дело знал справно, коли требуют разбудить, значит – надо будить. Иначе он бы не занимал эту должность так долго.

Через несколько минут меня провели в кабинет князя. Еще немного ожидания – и выходит Овчина-Телепнев-Оболенский.

– Что случилось, что за срочность?

– Гнездо осиное нашел, где монеты поддельные чеканят. Один из главных – мытарь Никодим, пытался меня убить, но сам принял от меня смерть. В Пскове больше никто о моей находке не знает, даже посадник. Через две недели чеканку монет остановят в связи с наступающей зимой – ни сырье незаметно не подвезти, ни готовые монеты увезти. Если хотите людей захватить да разузнать у них, кто еще участвует в шайке – может, такая кузница не одна – то надо торопиться.

Я вытащил карту на куске кожи, положил на стол и пальцем ткнул – где место кузницы. Князь склонился и внимательно вгляделся.

– Очень хорошо, половина дела сделана, причем – самая тяжелая половина, теперь дело за нами. Сможешь в седле усидеть, дорогу показать?

– Тяжко, княже, не вели чего уже невмочь. Пусть дружина твоя готовится, я ночь посплю – с ног уже валюсь от усталости – и завтра в путь.

Князь с сомнением посмотрел на меня.

– Ой ли? Кони в дружине быстрые, плохих не держим. В седле удержишься ли?

– Должен, князь.

– Постой-ка, а где твой конь? Что-то Митрофан мне ничего не доложил. Загнал коня насмерть?

– Нет, у ворот привязан, еле стоит, аж качается.

– Иди, отдыхай. Привезите мне хоть одного живого из этих…

– Постараемся, а там уж как получится, Бог знает.

Я еле добрел до воинской избы и, не разуваясь, рухнул на свою постель.

Утро встретило непривычной тишиной. В воинской избе – никого, ни одного человека. Я даже не слышал, как они собирались. Когда воины собираются в поход, шума бывает много: звенят мечи, шелестят вынимаемые из ножен сабли, гремят щиты, глухо побрякивает железо кольчуг, ржут кони, стучат подковами. Такие сборы могут разбудить любого. Оказалось – не меня.

Умывшись, я побежал на кухню. Ел от пуза, не спеша, и вновь удивил аппетитом повара.

– Юра, ты из похода, но столько съесть человек не может, как бы у тебя заворот кишок не случился.

– Не волнуйся, заворот будет не на твоей совести.

Я поднялся, перепоясался саблей. Эх, ножны пустые, не успел нож свой забрать, так в теле у Никодима и остался, сгорел, небось, в пожаре. Жалко, хороший нож был. Некогда на торг идти, надо к своим. Если они выехали рано утром, верст пять уже отмахали. Мне дали свежего коня и я кинулся в догонку.

Теперь мой путь – на запад.

Часа через два я догнал всадников. Приближаться не стал, держался поодаль – чего пыль за ними глотать. На остановке я подъехал к Митрофану. Мне подвели запасного коня, и вся кавалькада сорвалась в галоп. Мамочки мои! Через полчаса все мои потроха екали и просили пощады. Так быстро на лошади я не гонял. Деревянное седло отбивало пятую точку, и я предпочел стоять в стременах.

Мы добрались до какой-то деревушки, Митрофан скомандовал:

– Отдых. Переседлать на заводных, самим перекусить. – Подошел ко мне. – Нам куда?

– В Дедовичи, это недалеко от Порхова, на Шелони.

Митрофан кивнул:

– Знаю, бывал в тех местах, давненько правда – весен пять назад.

Ратники взлетели в седла и сорвались с места. Я сделал нечто вроде зарядки, размял отбитые бедра и попу. Стало полегче. Вновь поднялся в седло, бросился догонять.

Чем ближе мы подъезжали к Пскову, тем больше портилась погода. Низкие тучи прижимались к земле, грозя дождем, поднимался ветер. Наконец въехали в город. Я решил пройти мимо дома, где жил мытарь, посмотреть – чем кончился пожар. От дома почти ничего не осталось, кроме печной трубы. Соседские дома стояли в целости. Слава Богу, невинные люди не пострадали, мне бы это не доставило радости.

Остановившись, я спросил у прохожего:

– Что случилось?

– Да две седьмицы назад ночью полыхнуло. Еле дома свои отстояли, а эвон – сгорел, вместе с хозяином. Хороший был мужик, – и прохожий перекрестился.

– А… беда такая. – Я покачал головой и отправился дальше.

Не должны в кузне узнать, как именно дом сгорел, и Никодим мертв, не вселенского масштаба событие. Пока новость дойдет, пока обдумают – случайность или злой умысел, тут и мы подоспеем.

На постоялом дворе все было спокойно, никто меня не спрашивал. Либо люди Никодима разбежались после пожара – хозяина, главаря-то нет, либо дело перешло в другие руки, и известные уже мне амбал и дедок-сторож затихарились. Впрочем, что приплетать сюда дедка? Сторожевал, в дела не посвящен. Сгорел дом – ушел в свою деревню или нашел другую работу. Так что единственный оставшийся свидетель и пострадавший – амбал. К посаднику он за правдой не пойдет – у самого рыльце в пушку. По здравом размышлении бояться мне пока нечего.

* * *