Никакая я не ведьма. Я просто попаданка из другого мира. И у нас такие разные миры! По-хорошему, это мне надо подстраиваться. Но как, как подстроиться под полное неуважение женщины как человека?! Если он будет меня хватать за всякие места, то мне придётся вести себя тише воды ниже травы, а это буду уже не я. Не Диана, студентка второго курса меда, случайно попавшая в Древнюю Русь, а покорная и послушная безликая местная дева.
— Помогать я тебе не буду, — сказала негромко, подобрав свой мешок. — Если кто заболеет — приду. А вот невест твоих ощупывать не стану.
— А если силком приволоку? — спросил он глухо. — Пришла же... К княгине.
— Пришла. И к дочери твоей приду. А к невестам — хоть за волосы тащи, хоть убей.
Я была внешне спокойна, но внутри кипела. Он не козёл, конечно. Он просто мачо и мужик. А вот я дура. Во-первых, что влюбилась в такого. Во-вторых, что переспала с ним. И ведь ничему жизнь меня не учит. Уже так было, и вдруг опять.
— Зачем к дочери? — насторожился Ратмир. — Жива ж, здорова.
— А чтобы случайно не подхватила ту же болезнь, что и её мать.
Соврала и глазом не моргнула! А что, надо учиться жить с этими людьми. Вон как червей испугался! В этом мире только я себе дороже всех, больше никто. Пока. А князь и правда сбледнул с лица:
— Они и её могут сожрать? И нас всех?
— Могут, — снова соврала. — А дочери твоей нужна кормилица. Приструни своих баб, чтобы меня слушались!
И развернулась, чтобы выйти. Ратмир фыркнул сзади:
— Сама не можешь?! Ты же ведьма!
— А ты князь, и это твой гарем! — не оборачиваясь, ответила и вышла. Кипение внутри уже унялось, и я шла обратным путём, гордо подняв голову. Не буду думать о князе. Не буду, хоть ты тресни! Я лучше вернусь к маленькой Отраде и буду ждать, когда тётка Дара приведёт с болота Мыську. Мыська. Что за имя такое? Мышка, что ли, с каким-то шепелявым акцентом?
В правильности своего предположения я убедилась на женской половине. В коридоре столкнулась с Дарой, из-за которой робко выглядывало существо, закутанное в какие-то бесконечные платки. Росточком оно было чуть пониже плеча прислужницы, зато глаза светили на пол-лица. Дара выставила будущую кормилицу из-за спины, хотя девушка и упиралась, сказала:
— Ну, вота. Мыська.
Я подняла брови:
— А побольше ничего не было?
Дара поджала губы и, развернувшись на сто восемьдесят, уплыла по коридору прочь. А я, последний раз смерив Мыську взглядом с ног до головы, кивнула на дверь:
— Ну пошли, раз не было. Будем брать, что дают.
Она крепче прижала к себе закутанный в тряпки свёрток и шагнула в светлицу маленькой княжны.
Отрада спала в своей люльке, а Вранка ткала, сосредоточенно толкая челнок туда-сюда между нитей, с усилием нажимая ногой на педаль и иногда потряхивая колыбельку, чтобы та качалась вверх-вниз. Я указала Мыське на сундук и велела:
— Разматывайся. Да положи ребёнка уже.
Девушка спешно оставила свой кулёк поперёк сундука. Вранка оставила свой челнок и спросила:
— Чёж, пришла?
— Пришла, — с лёгким вызовом ответила Мыська, снимая последний платок. Под ним обнаружились светлые, почти льняные волосы, остриженные по плечи. Странно, все женщины здесь носят косы — одну или две, в зависимости от того, девица это или мужняя жена. А эта — стриженая...
— Ну, коль пришла, сама и нянькай, — буркнула девчонка, снова принимаясь за ткание.
— Куда ей самой с двумя? — осадила я Вранку. — Будешь помогать. А ты, — обратилась к Мыське, — раздевайся.
— Как так? — испугалась она.
— А вот так, — передразнила я. — Проверять буду, может, ты больная!
— Не больная я! — отказалась девушка, стиснув руками полы накидки под подбородком.
— Вот я и проверю.
Пришлось посмотреть грозно. Хотя мне её было жалко до слёз. Вон, принялась раздеваться, а смотреть на неё — обнять и плакать! Маленькая, худенькая. В чём душа держится? Как она вообще выносить ребёнка смогла?
— Тебе сколько лет-то? — спросила, разглядывая её тело, спрятанное в застиранной рубахе до пят. Мыська пожала плечами:
— Не помню я.
— А родители есть?
— Сирота я.
— Муж?
— Помер он, аккурат на Яблочник.
Яблочник? Яблочный спас, что ли? Это в августе, а у нас сейчас ноябрь на дворе. Три месяца одна, и рожала уже одна. Бедная. Я поднесла руки к её голове, не касаясь, сосредоточилась, спросила мысленно: «Есть ли какие-нибудь болезни?»
Мозг светился зелёненьким, глаза, горло, кровеносная система — всё было в порядке. Я прошлась с инспекцией по всему телу, отметив оранжевый желудок и чуть желтоватую матку. Ну, ест мало, голодная, наверное, это не болезнь. А вот по-женски проблемка. Впрочем, кормить младенцев это ей не помешает. Ладно, будем считать, что всё норм. А матку потом посмотрим...
— Одевайся, — велела я Мыське. — Давно ела?
— Сегодня, — она вспыхнула румянцем, и стало ясно — соврала.
— Чем на жизнь зарабатываешь?
— Осоку режу на болоте, плету из неё половички и подлапотники.
Она спрятала руки — изрезанные и красные. Я тяжко вздохнула. Вышла в коридор и рявкнула:
— Дара-а!
Прислужница появилась через несколько секунд — упёрла руки в боки и спросила с вызовом:
— Ну чё?