Княжья воля

Что же касается других младших сыновей Казимира, то Яна Альбрехта сразу же после смерти Казимира избрали королём Польши, а следующий по старшинству 32-летний Александр волей судеб стал великим князем литовским. В результате династическая связь между Польшей и Литвой прервалась почти на десять лет. Эта связь на радость литовских иудеев возобновится только в конце 1501 года, когда после скоропостижной смерти Яна Альбрехта королем Польши станет Александр Казимирович, оставаясь великим князем литовским, а через два года – во время победы консервативно настроенного православного духовенства над жидовской ересью! – наконец-то, в Литве были отменены все антисемитские законы… Причём здесь радость иудеев от династического объединении Польши и Литвы под началом одного властителя?.. Дело в том, что Александр, став великим князем Литвы, сразу же запретил жить иудеям в Ковно, а после своей январской женитьбы в 1495 году на Елене, дочери московского государя, изгнал всех проживающих иудеев из Великого княжества Литовского, поскольку считал чуть ли не все иудеев агентами Москвы, конфисковал всю их собственность, вынудив большинство их перебраться в Польшу.

Польша даже при покойном короле Казимире не оказывала Литве ощутимой поддержке в её противостоянии с Москвой государя Ивана и Крымом хана Менгли-Гирея; теперь же, в результате разделения двух государств Литва как противник государя и хана стала значительно слабее. Правда, несмотря на старую взаимную ненависть между государем Иваном и королем Казимиром, ни одна из сторон не хотела «большой войны». Иван Великий был хитер и расчетлив в своих многоходовых комбинациях против своего соперника, а старый малодушный Казимир в последнее время уже просто боялся своего удачливого соперника, твердого и деятельного, увенчанного чередой славных побед и на востоке, и на западе.

Казимир, испытавший на собственной шкуре давление в Литве на свою хрупкую власть сдвоенной грозной силы – «русской православной» и «иудейской» партий, что страшней возбуждаемых ими набегов крымчаков Менгли-Гирея – сумел внушить сыну Александру, что все беды в литовских землях от этих зловредных партий.

Собственно, антисемитский запрет нового великого князя Александра иудеям на проживание в Ковно – всего за три года до их полного изгнания из Литвы – совпал с резким демаршем русской партии, в лице родича князя Ивана Андреевича Можайского, верховского князя Семена Федоровича Воротынского.

Семён Федорович и его племянник Иван Михайлович Воротынские вместе с другими князьями, терпели подчинение достаточно сильному королю Казимиру, признавали его своим властителем, обязывались платить ему налоги с тем, чтобы тот был в состоянии оборонять их отчины сначала от войска хана Ахмата, а потом от крымчаков хана Менгли-Гирея. Но когда литовские великие князья фактически после смерти Казимира продали могущество объединенного Литовско-Русского государства за престол польский, то многие князья «русской православной» партии в лице самых первых – знатного рода Воротынских – решили искать себе другого защитника-господаря. Таким, естественным образом стал для них русский православный государь Московский Иван Великий.

Когда-то король Казимир сделал непростительную промашку: не поддержал претендента на московский престол Ивана Можайского, за которого ходатайствовал перед королём его тесть Федор Львович (отец воротынского князя Семена Федоровича). На эту обиду наслоились многие другие, что король отказал князьям Воротынским в защите их земель от войск ханов Ахмата и Менгли-Гирея. После того, когда великий князь Александр отказал им в поддержке в их землях, послав ему «прощальную грамоту» и сняв с себя клятвенное крестное целованье дядя и племянник Воротынские отъехали в Москву, где били челом государю Ивану своею отчиною. Чтобы показать свою преданность Москве и Ивану Великому, они заняли приступом на имя государя литовские города с русским православным населением: Серпейск, Опаков, Мещевск.

Александр Казимирович Литовский попытался разыграть «родственную карту»: с помощью родича Воротынских, сына Ивана Можайского, князя Семёна Ивановча, вместе со смоленским воеводой Юрием исправить ситуацию, отбить у Воротынских занятые ими земли и города. Действительно, Семён Можайский прогнал свояков, дядю и племянника Воротынских. Но государь Иван уже вошел во вкус «царской привычки: не любил уступать кому бы то ни было занятых на его имя городов и земель; он послал сильное московское и рязанское войско, которое отбило у Семёна Можайского города Серпейск с Опаковым. А Мещевск, так и не дождавшись подкрепления от великого князя Александра, сдался на милость государя без боя.