Княжич

Масло в этот костер пренебрежения хорошо добавляли наезжающие в Гнёздово дружинники, во главе с самим князем. Больше полугода они тоже лишь кривили губы, с плохо скрываемым презрением разглядывали моих пехотинцев. Сквозь призму своего высокомерия в моих бойцах они видели лишь смердов, сжимающих в руках тупые палки, натягивающих слабые детские луки и одетых в залепленную грязью одежду. Согласен, со стороны такая «панцирная» пехота мало на кого могла произвести хорошее впечатление. Но внимательным людям, дружащим со своей головой, стоило лишь приглядеться, как им открывалась скрытая от глаз простого обывателя картина. Лишь профессионалы с большой буквы могли заметить под неряшливыми хламидами великолепную управляемость и слаженность новых войск, во всём послушную воле своих командиров. И, к моей радости, некоторые дружинники князя все это подмечали, а я, в свою очередь, подмечал этих незашоренных стереотипами личностей, на перспективу, так сказать…

В общем, до первых настоящих боестолкновений скептиков в стане пехотных командиров хватало с избытком все эти месяцы. Правда, их пропорция постоянно снижалась. Особенно заметно это произошло, когда стали практиковаться учебные конные атаки на выстроенные батальоны. После одного такого знаменательного дня дружинники изумленно смотрели друг на друга, не веря в произошедшее, когда все их попытки прорваться и разметать строй безнадежно разбивались о выстроенную перед ними стену щитов. В тот день был нанесен сокрушительный удар по мировоззрению очень многих заядлых скептиков. Но окончательно их сомнения смогла развеять только война.

Но до того показательного учебного боя с конницей князя оставалось еще больше года. Сейчас же мне лишь остается, стиснув зубы, так как что-то доказывать взрослым, многоопытным ратным мужам – гиблое и бесперспективное дело, тихой сапой заниматься селекционной работой среди самого командного состава. Тех немногих дружинников, кто сумел по достоинству оценить мои инновации в военном деле, я примечал, повышал их в званиях посредством Изяслава Мстиславича. Он-то представлял, к чему я стремлюсь и чего следует ожидать. Я ему в частых разговорах на эту тему в красках расписал, что именно хочу выстроить из пехотинцев. Обрисовал все открывающиеся после этого перспективы и широкие возможности. Поэтому князь сам палки в колеса мне не вставлял и другим не позволял, за что я ему был искренне благодарен.

Но что делать с остальными командирами-скептиками, я не знал. Пришел лишь к единственному безотказному мнению, что война план покажет. Хоть командиры и не верят в своих подчиненных, но особо этим своим мнением не бравируют, лямку свою тянут, приказы и мои закидоны слишком яро не оспаривают – и то ладно, и то хлеб! Раскидываться даже такими сомнительными во всех смыслах слова кадрами не стоит. Хорошие «офицеры» тоже на дороге не валяются и под деревьями не растут. И среди рекрутов стали проявляться самородки, повышаемые в званиях до звеньевых, десятников и взводных. Во все времена и во всех армиях мира в опытном младшем командном составе всегда существовала и существует острая потребность. Это тот самый костяк, на котором держится любая армия. Ну а то, что им слегка не хватает опыта, – не беда, дело наживное!

С установлением на Днепре ледостава, к «лапотным» войскам княжича стало проявлять интерес, впрочем, быстро угасший, смоленское боярство. Начавшие было приезжать на «смотрины» новых войск бояре сразу получали от ворот поворот. К подобному необходительному отношению в Гнёздово к их персонам они, правда, стали привыкать еще с минувшего лета. Так как все кирпичные, а особенно химпроизводства были закрыты для посещения посторонними лицами без каких-либо исключений. А ведь когда-то желающих поглазеть да побродить среди цехов было навалом! Аналогичный облом любопытных бояр поджидал и в случае пехотных батальонов.

Мало того что казармы располагались на отшибе и с одной из сторон были прикрыты сосновым бором, так еще были выстроены таким образом, что образовывали внутренний непросматриваемый двор (плац). И зимой именно на плацу большую часть времени проводили пехотинцы, отрабатывая перестроения и различные приемы владения оружием. Единственное, что бояре и их соглядатаи могли усмотреть, – так это разве что походы пехотных батальонов по окрестным лесам и полям. Но одетые в крестьянском стиле пехотинцы, вооружённые учебным оружием, просто по определению не могли произвести на постороннего наблюдателя положительного впечатления.

Поэтому неудивительно, что к военным забавам княжича бояре охладели очень быстро. Они в массе своей до первого реального боестолкновения наивно считали гнёздовских пехотинцев слабее даже смоленского городского ополчения, не говоря уже про земское боярское войско. А я и рад стараться! Баловство, говорите, княжич у себя в Гнёздове затеял? Все верно, так оно и есть! Кто из нас не без греха?!