Княжич

– Как пойдет, так и уйдет! Что ему, долго завернуть коней хвостом к Галичу, а мордой на Киев? Киев на «поток» отдавать ему не буду, если, конечно, кияне не вздумают кочевряжиться. Отдам хану всю свою казну! Сам стану великим киевским князем и тебя с собой возьму, а Ростиславу Мстиславичу Дорогобужскому отдадим Смоленск. А как он отойдет в мир иной, то тогда уж, по лествице, Смоленск станет по праву твоим, и за тобой же, после меня, останется право на Киев. А ежели Ростислав помрет раньше, то вообще лепота будет! Я буду в Киеве сидеть, а ты – в Смоленске! А?! Каково?! – князь прям засиял, как новый гривенник.

Но мне что-то все эти маниловские прожекты князя совсем не внушали доверия.

– Дозволь узнать, отец, а с чего ты вообще взял, что Ростислав Мстиславич скоро помрет? Ведь ему еще и сорока лет нет?

Князь на секунду замер, с видом человека, сболтнувшего лишнее.

– Ты меня не заговаривай, – досадуя, произнес он, притопнув ногой. – Прямо мне ответствуй, можно твоими какими-либо приспособами Киев вскрыть?

– Извини, отец, но никак нельзя! Потерпи пару-тройку лет.

Князь устало, словно из него выпустили всю переполнявшую его секундой ранее энергию, опустился на скамью.

– Ладноть, может быть, замятня на юге этим годом еще не кончится, продлится чуток…

– Я тоже так думаю, – успокаивал я князя. – Может, даже угры Владимира Рюриковича ненароком зашибут…

Не успел я договорить, как князь был уже на ногах. Потом о чем-то молча подумал, покивал сам себе головой и опять пришибленно опустился на скамью.

– Ладно, сыне. Ступай к себе.

Ну и слава богу, что одумался! Выходя из светлицы князя, я вполне искренне перекрестился на икону. Такую авантюру князь удумал, что хоть стой, хоть падай!

Из покоев князя спустился в гридницу. Княжеский кормчий Анфим бросил на меня хмурый взгляд.

– Что, княжич, назад тебя в Ильинку сплавлять?

– Не-а, сегодня здесь останусь, но завтра надо будет сходить до Гнёздова. Хочу глянуть, что там к чему.

– Хм, – главный смоленский пират слегка удивился. – Князь мне говорил быть готовым отплывать к Киеву. Что он, передумал?

– Да, нечего там делать.

– Ха! Нечего делать! Это в Гнёздово нечего делать! Из судовой рати перевозчиков сделали туда привезть, оттуда отвезть. Что эта за жизнь настала! Токмо сидим как дурни и в домино твое играем!

– С Гнёздово вернемся, – проигнорировал я недовольство Анфима, – сходишь в Дорогобуж.

– На кой ляд?

– Загрузишься по полной глиной, с тобой поплывет мой гончар.

– Ну, вот опять… ясно, княжич. Сходим, давненько я в тех краях не бывал. Слышь, Осляд? – кормчий позвал своего заместителя. – На сегодня отбой, а завтра десяток дружинников готовь к отплытию.

– Да я слышал, о чем вы говорили. Сделаем.

Еле сдерживая зевоту, я отправился в свои прежние покои.

Утром следующего дня погрузились в лодку, она стояла на приколе у Чуриловской пристани. Князь полночи с горя пил в одно лицо. С утра так и не поднялся, отказавшись принимать бояр, хотя сегодня день был «приемный».

Анфим вывел лодку на быстрину, гребцы не напрягались, течение само нас несло в нужную сторону.

Я смотрел на медленно проплывающие берега, всей грудью вдыхая прелый весенний воздух. По берегам реки виднелись чернеющие участки огородов, на которых копошились бабы, рыхлящие землю. Чуть подальше огороды сменили еще голые рощицы.

Остаток пути больше слушал, Анфим взялся просвещать меня в тонкостях своего ремесла.

Речное путешествие выдалось совсем коротким, от Смоленска до Гнёздово было не больше пятнадцати километров.

– Приплыли! – кормчий с борта лодки первым ловко заскочил на причальный настил.

А вдали уже скакали всадники – местное начальство. Надолго задерживаться не стали, так как Анфим мне настоятельно советовал не въезжать просто так в город, тут, оказывается, тоже нужно соблюсти целый ритуал. Спорить и упираться по пустякам я не стал, послушался моремана. Посадника предупредил о скором прибытии в город мастеровых, потом объехал на специально выделенном мне коне городские окрестности, а затем мы отплыли назад.

Как только подъездные пути к Шклянному производственному комплексу были проложены, я снял оттуда большинство рабочих и занялся обустройством территории своего Ильинского подворья.

Поскольку кирпича собственного производства еще не было, а закупать монастырские плинфы было бы весьма накладно, то я решил на своем подворье возводить все производственные помещения, цеха и иные постройки на основе саманно-каркасной технологии, в Европе больше известные под названием «фахверк»[13]. Кирпич (плинфы) придется использовать разве только для выкладки фундамента вместе с бутовым камнем. Такие помещения будут, конечно, похуже кирпичных зданий, но много лучше пожароопасных деревянных конструкций.