Княжич

– Конную дружину, – уточнил я.

– И заложим здесь основу нашего первого легиона. Пехота – наше всё.

VI глава

На следующий день после возвращения объявились купцы. Впрочем, вполне предсказуемо. Не привыкло это сословие решать долго, если впереди маячила нехилая такая прибыль. Время, как известно, деньги.

Дело сладили быстро. Составили ряд, по которому с моей стороны в состав кумпанства с четвертной долей вошёл Аллурх (неуместно княжичу заниматься торговлей). Определили, какие товары и сколько повезём в Персию. Купцы хотели на первый раз ограничиться небольшой партией, но мне удалось настоять на максимально возможном объёме товара.

– Ты пойми, Никита Афанасьевич, – убеждал я его, – у нас в запасе максимум пять лет. Потом монголы вторгнутся в Иран, и будет не до торговли. Надо успеть наладить торговый путь на запад. Сделать запас и, когда товар из Персии перестанет поступать в Гишпанские, Франкские, Германские и Италийские земли, втридорога предложить свой. И никуда не денутся, возьмут как миленькие.

Решено было, что караван с обозами отправится в середине лета. И разлетелись по Руси торговые представители черниговских купцов скупать воск, мёд, меха, пеньку, льняные ткани, моржовые клыки и многое другое, что ценилось на рынках Персии.

А я, переговорив с отцом, занялся подготовкой к строительству. Были наняты и отправлены на место две артели лесорубов, трое плотников, ну и так, пару десятков мужичков набрали для «квалифицированных» работ. В смысле бери больше, кидай дальше. Аллурх с моими чертежами тоже уехал. Ура! У меня каникулы.

Сегодня были с отцом в оружничей палате. Убожество. Никакого стандарта. Даже двух одинаковых боевых топоров не наблюдалось. Клинки у мечей разной длины. У копий наконечники от листовидных до четырёхгранных. Впрочем, я и не надеялся увидеть что-то новое. Княжич не раз заглядывал сюда до моего появления.

Заметив кислое выражение на моём лице, Глеб Святославович понял, что сын не в восторге от стратегического запаса княжества. Подошёл к сундуку, стоящему особняком от всего остального. Открыл. И достал оттуда АРБАЛЕТ. Вот именно так. Большими буквами. Потому, что это было не просто оружие, а настоящее произведение искусства. Сначала я просто восторженно глядел на него, любуясь. А потом тихо выпал в осадок. Ну не могли здесь сделать это блочное чудо с курковым спусковым механизмом образца двадцать первого века.

– Откуда он у тебя, отец?

– А я знал, что тебе понравится. Это подарок за удачное посольство к половцам. Третьего дня – ты тогда снова уехал – прибыло генуэзское посольство. Проездом они здесь. Во Владимир едут. Мастер там с ними, что этот самострел сладил. Сказывал, бежать ему из Генуи пришлось. Чуток на костёр не угодил. Папа ихний, который в Риме, указ издал, запрещающий это изделие. А недоброжелатели подсуетились и донесли на него. И по-нашему бает, только странно как-то. Вроде и понятно, а не все слова знакомы.

– Где он? – почти прокричал я.

– Да что ты так встревожился? В гостевых палатах. Где же ему ещё быть?

– Отец, этот человек должен остаться у нас, – выкрикнул я, выбегая из оружейной.

Не помню, как ноги донесли до гостевой. Оттолкнул стражника и ворвался в покои.

– Где мастер?

Видок, наверно, у меня был ещё тот. Несколько богато одетых иноземцев с удивлением разглядывали взбудораженного юнца. Вздохнул глубоко пару раз и уже почти спокойным голосом с официальной интонацией произнёс:

– Великий князь мастеру генуэзскому к себе велит быть.

Из соседней комнаты вышел молодой человек, лет двадцати.

– Мастер Никколо Паганини, – отвесил он небольшой поклон.

– Ага, – усмехнулся я, – Паганини, а эта штука, что ты отцу продал, не иначе как скрипка Страдивари. Рот закрой и следуй за мной, мастер.

Когда зашли в мою светлицу, улыбнулся и спросил:

– У вас славянский шкаф не продаётся?

– Чего? – не сразу дошло до него.

– Чего-чего? Из какого века в наши палестины попасть изволили?

– Из двадцать первого.

И тут в его глазах появились проблески понимания происходящего. Через минуту я чуть не задохнулся в его объятиях. Еле вырвался. Усадил за стол и присел сам. Через полчаса уже знал всю нехитрую историю обеих жизней Николая.

Москвич. Сорок лет. Работал на небольшом заводе по изготовлению спортивных луков и боевых арбалетов. Если материал для первых был свой, то для вторых большую часть комплектующих получали из Италии. Фирма была совместная. А предыстория попадания в тринадцатый век – один в один как у меня. Шёл. Увидел: девчонку тащат в иномарку. Вступился. Получил по макушке и оказался в Генуе. Помыкался полгода на подработках, а потом повезло. Попал к мастеру-лучнику. Прижился. Стал неплохо зарабатывать. И всё бы ничего, но захотел мастера удивить, блочный лук сделать. И знал ведь уже о папском запрете. Только русскому человеку запрет что красная тряпка быку. Вот и попал по полной. Им заинтересовалась набирающая силу инквизиция. Пришлось уносить ноги. В порту, в таверне, услышал о посольстве на Русь. Попробовал пристроиться. Получилось. Переводчик был нужен. Вот так и оказался здесь.